орнаментахМертвые кости с времен незапамятных.
Два черных глаза зияют в оправах
Зерен алмазных, рубинов кровавых.
Спасибо Фортуне: теперь я богат
(Свое колесо добросовестно вертит).
Везучий отыщет невиданный клад,
Воочию узрит сокровища смерти!
Он король на поле, гений, он артист.
Но однажды был на диво странный матч:
Нрав строптивый показал футбольный мяч.
По воротам Габриэль безбожно мажет,
С трех шагов попасть не может даже,
То защитник станет на пути —
Отбирает мяч, как ни финти!
Переменчива Фортуны карусель —
Разрыдался как ребенок Габриэль.
Он к трибуне, где болельщики, бежит
И покаяться в плохой игре спешит.
Рвет футболку на груди, себя кляня,
Молит зрителей: «Простите вы меня!
Перед вами я безмерно виноват
И сквозь землю провалиться буду рад:
Всех подвел я вас, кто за меня болел.
Вы свидетели, как я в галошу сел!»
И притих тогда огромный стадион.
Не осудит своего любимца он.
В эту напряженную минуту
Грянул возглас: «Любим Батистуту!»
К охотничьей избушке я проник
Глухими тропами, сквозь облачную хмарь.
Вхожу и вижу: кряжистый мужик
Ест за столом. Зовут его Мардарь.
И приглашает он меня за стол.
В его глазах презрение и злость.
Пустую миску подает мне и – прикол! —
Кладет в нее стальной огромный гвоздь.
И вспомнил я, что слово дал – гвоздь съесть,
Но понимаю: дело не под силу.
Гвоздь в горло? Нет, пускай страдает честь:
Неверность клятве совесть мне простила!
Проникает в дом отряд
(Маски, автоматы).
Террористы в доме спят.
Перебьют их всех подряд
С ними я в цепи, шепчу:
«Бойня будет скоро!»
Смерти гадам я хочу,
С наслажденьем замочу
Бандюганов свору.
Я взъярился, словно зверь.
Во мне гнев без меры…
Распахнулась настежь дверь:
Киселева Вера,
Моя юная подружка,
Вдруг выходят в коридор.
Передернул я затвор
И в припадке злобы лютой
Расстрелял их – бес попутал!
Тут откуда ни возьмись
Террористы заявись:
Хмуры, бородаты,
Форменные каты.
Отобрали автомат,
Вывернули руки
И с ухмылкой говорят:
«Жди ужасной муки!»
Я взмолился, жутко ведь:
«О, прошу пощады!
Легкой смертью умереть
Будет мне награда». —
«Хорошо, уговорил,
Милость в нашей воле.
Гордость ты свою смирил —
И умрешь без боли».
Положили на живот,
Голову
