я говорила тебе по телефону, понял?
– Кроме одного, – ответил я осторожно.
– Ну, и…
– Что стало с Кларой Цеткин?
Она хлестнула меня взглядом и зло сказала:
– Ее превратили в миллионы отвратительных папирос.
Потом неожиданно рассмеялась и предложила:
– Слушай, братец Иванушка, может, закажем тебе коктейль, и ты превратишься в веселого игривого козленочка?
– Вы же знаете, я на работе не пью.
– Ну, а если ты все-таки выходной?
– Тогда лежу на диване и смотрю мультики.
Она опять разозлилась, засверкала глазами.
– Конечно, ты всю дорогу следил, чтобы не превысить скорость, ходячий Устав от караульной службы? Ты состоишь из правил, которые не ты придумал, но ты им подчиняешься…
Странно, но у меня полчаса назад стрелка спидометра вызвала такие же ассоциации.
– Мои правила разумны…
– Правила разумны, устои тверды, мужчина никогда не плачет, поэтому всегда прав. А ты когда-нибудь плакал, Чингачгук?
Надо же, этот сон приснился именно сегодня…
– Очнись, комбат! – Наталья Васильевна трясла мою руку, лежащую на столе.
Я выпрямился.
– Все нормально.
– Да, теперь вижу. – Ее рука осталась лежать на моей. Рука просила прощения. – А когда ты сгорбился и уплыл туда, где плачут, было не нормально.
– Горбатые тоже плачут.
Я убрал руку от нее и от стакана с томатным соком. Получилось неожиданно грубо.
– Извините, Наталья Васильевна, – ровно сказал я.
И снова томительная пауза, заполненная лишь ее серьезными глазами.
Мне остро захотелось, чтобы она опять потрепала меня по голове или хотя бы просто улыбнулась.
Наталья Васильевна встала и направилась к стойке бара.
Я не одобрил ее сегодняшний выбор, но это – не мое дело. На кухне меня ждала пачка молотого «Мокко» и сияющая турчанка.
– Спасибо, Наталья Васильевна, – сказал я кухне.
В ответ в гостиной хлопнула пробка, что-то упало, вскрикнула Наталья Васильевна, и захихикал гость.
Это – не мое дело. Я подошел к плите и поставил кипятиться воду. И то, чем я занимаюсь, тоже не мое дело. Завтра сообщу об этом Наталье Васильевне, хотя не удивлюсь, если она уже приготовила мой последний конверт.
Чашка ароматного кофе грела руку не хуже мягкого пожатия Натальи Васильевны. Черт возьми, столько раз проклинал эту кухню, что уходить не хочется! Наверное, так действует натуральный кофе.
Он вошел на кухню, молодой, наглый, высокий, выше меня почти на голову, и, в силу этого или каких-то других жизненных принципов, не испытывающий ко мне ни малейшего почтения.
– Слушай, пацан. Мы тут разлили
