способностей, у ее первого мужа, Аленкиного отца, тоже, – Митя сказал: «Она ведь и моя дочь, почему не быть слуху?» – и Лера с ним согласилась, потому что уже в той, теперь почти непредставимой своей молодости понимала, что есть вещи, которые не потрогать рукой и не уловить прибором, но именно эти вещи оказывают самое сильное воздействие на то главное, что вообще в жизни есть.
– Она рассталась с Витей Егоровым, – сказала Лера.
– Ну знаешь ли! Я тоже думаю с ним расстаться. Он слабый виолончелист, зря место занимает в оркестре.
– Его музыкальные способности не имеют к их расставанию никакого отношения, – пожала плечами Лера.
– Как сказать.
«А вот ты с ним как невовремя расстаться решил», – досадливо мелькнуло у нее в голове.
Эта досада не относилась к Аленке, но Митины планы встревожили Леру не меньше, чем дочкины проблемы. Если Митя уже и ей говорит, что намерен расстаться с оркестрантом, значит, так и будет. И еще это значит неопределенность: как поведет себя Егоров, не возникнет ли осложнений, не решаемых трудовым кодексом, и какие это будет иметь последствия.
Лет пять назад Лере и в голову не пришло бы размышлять о таких вещах, да еще в связи с заурядным музыкантом. Все решения, связанные с оркестром и труппой, Митя принимает сам, всем известно, что он не принимает их безосновательно, и о чем же ей размышлять?
Но пять лет назад – это было все равно что в другой жизни. Теперь все возможные сложности приходилось учитывать, и сложностей такого рода Лера теперь боялась.
«Тоже возраст, может?» – подумала она то ли с безнадежностью, то ли с надеждой.
– А что Ленка говорит? – спросил Митя. – Почему они расстались?
– Да ничего толком не говорит, – вздохнула Лера. – Перестали быть нужны друг другу, мы разные люди и прочее в этом духе.
– Может, так и есть.
– Может, так. А может, не так.
– Тебя пугает, что она слишком легко расстается?..
– Митька! – воскликнула Лера. – Ты ясновидящий?
– Просто знаю, что тебя может напугать. Но боишься ты зря. Для нее время еще не имеет ценности, вот и вся причина.
– При чем здесь время? – не поняла она.
Митя умел заинтересовать ее в такие минуты, когда интерес – это было последнее, что сама она могла бы в себе обнаружить.
– При том, что его длительность драгоценна. Но странно было бы ей это понимать.
Лера и сама не очень поняла, что он имеет в виду.
– Не такой уж Аленка ребенок, – сказала она.
– Она вообще не ребенок. Но в двадцать пять лет еще не существует времени, – повторил он. – Это объективно так, ни от ума не зависит, ни от характера.
– Главное, она сама расстроена, я же вижу, – снова вздохнула Лера. – Расстроена, подавлена.
– Я с ней поговорю, – сказал Митя. – Не обещаю, что немедленно, но поговорю.
