давали.
Однако и этому факту не придали серьезного значения. В конце концов, в поведении сектантов всегда бывают свои странности. А подрезать «голубям» их сизые крылья можно в любой момент.
Но однажды Халдеев совершил наглый и безрассудный проступок, подписавший Ордену смертный приговор. Он отправился в Крым, необъяснимым образом сумел пробраться на дачу Горького и лично поговорить со Стариком. Вот этого делать не следовало! Тучи вокруг Старика уже сгущались. В последнее время он заметно нервничал и капризничал, предъявляя невыполнимые требования. Любые контакты с ним посторонних лиц были исключены. Халдеев как-то обманул дачную охрану и выскочил перед Стариком, как черт из табакерки, прямо из-за кустов. Впрочем, разговор был невинный. Вспомнили Сорренто, Неаполь, мальчишку-извозчика… Однако в конце разговора визитер сунул в карман писателя какой-то конверт. Все письма Горькому просматривал его секретарь Петр Крючков, но это оказалось ему недоступно. Больше того, в кругу домашних словоохотливый Старик о письме ни словом не обмолвился. Это было очень странно!
– Фома Игнатьевич, – тихим голосом начал допрос Недошивин, – вы понимаете, зачем мы побеспокоили вас в столь поздний час?
– Вероятно, – побледнев, отвечал Халдеев, – это связано с моим письмом в ЦК партии?
– С каким письмом? – Недошивин даже не успел удивиться откровенности Халдеева.
– Вы не знаете о письме?! Стало быть, вы не в курсе? Но тогда… какого дьявола меня разбудили среди ночи два ваших бугая, перевернули квартиру вверх дном и привезли к вам… Да кто вы такой? Знаете ли вы, что завтра же вас не будет на этом месте! Вы, сударь, обыкновенный солдафон!
Платон Иванович посмотрел на него с грустью. Значит, этот дурачок пытался передать через Горького в ЦК какое-то письмо. Теперь он уверен, что оно дошло до адресата и является для него охранной грамотой.
– Каким способом вы отправили письмо в ЦК? Изложите его содержание.
– Вам? – надменно спросил Халдеев. – Этого еще не хватало!
Недошивин встал из-за стола и подошел к окну. Холодно. Еще несколько дней, и выпадет снег. Снег – это хорошо. Москва опять будет чистой и светлой.
– Сейчас я позову своего помощника, – сказал он тихо, не оборачиваясь, – и он оторвет тебе яйца одно за другим. Говорят, это больно, я не знаю.
Встать! – заорал он, стремительно развернувшись к Халдееву.
Халдеев вскочил.
– Я не понимаю… Что такое… Вы не представляете, с кем вы имеете дело…
– Я имею дело с нашим нештатным сотрудником Фомой Игнатьевичем Халдеевым, в прошлом злостным белоэмигрантом, а теперь, я надеюсь, нашим помощником. Или я ошибаюсь?
– Да, конечно… – пробормотал арестованный. – Я подписал бумагу о сотрудничестве. Но я полагал, что мое нынешнее призвание… Оно важнее для Советского государства…
