вязать,мы бы дольше
в пивных посидели.
Что нес я ахинею, но не бред,
поймут, когда уже я замолчу,
и жалко мне порой, что Бога нет,
я столько рассказать Ему хочу!
Любые наши умозрения
венчает вывод горемычный,
что здесь нас точит
червь сомнения,
а после смерти —
червь обычный.
Величественна и проста
в делах житейских роль Господня:
никто, как Он, отверз уста
у тех, кто выпить звал сегодня.
Старение – тяжкое бедствие,
к закату умнеют мужчины,
но пакостно мне это следствие
от пакостной этой причины.
Меня пересолив и переперчив,
Господь уравновесил это так,
что стал я неразборчиво доверчив
и каждого жалею, как мудак.
Я изо всех душевных сил
ценю творения культуры,
хотя по пьянке оросил
немало уличной скульптуры.
Я дивлюсь устройству мира:
ведь ни разу воробей,
хоть и наглый и проныра,
а не трахал голубей.
Я времени себе не выбирал,
оно других не лучше и не хуже,
но те, кто мог бы вырасти в коралл,
комками пролежали в мелкой луже.
Я думаю – украдкой и тайком, —
насколько легче жить на склоне лет,
и спать как хорошо со стариком:
и вроде бы он есть, и вроде нет.
Забыть об одиночестве попытка,
любовь разнообразием богата:
у молодости – радости избытка,
у старости – роскошество заката.
За глину, что вместе месили,
за долю в убогом куске
подвержен еврей из России
тяжелой славянской тоске.
Хоть живу я благоденно и чинно,
а в затмениях души знаю толк;
настоящая тоска – беспричинна,
от нее так на луну воет волк.
Мы стали снисходительно терпеть
излишества чужого поведения:
нет сил уже ни злиться, ни кипеть,
и наша доброта – от оскудения.
Когда я сам себе перечу,
двоюсь настолько, что пугаюсь:
я то бегу себе навстречу,
то разминусь и разбегаюсь.
Я недвижен в уюте домашнем,
как бы время ни мчалось в окне;
я сегодня остался вчерашним,
это завтра оценят во мне.
Угрюмо замыкаюсь я, когда
напившаяся нелюдь и ублюдки
мне дружбу предлагают навсегда
и души облегчают, как желудки.
Время дикое, странное, смутное
над Россией – ни ночь, ни заря,
то ли что-то родит она путное,
то ли снова найдет упыря.
Невольно ум зайдет за разум,
такого мир не видел сроду:
огромный лагерь весь и сразу
внезапно вышел на свободу.
Давно
