своих губах вкус первобытного хлеба, а вместе с ним камень отчаяния в груди.
Мальчишка вздохнул.
− Видимо, вы совсем иначе представляли себе быт первых людей.
− Да-а-а, − задумчиво протянул свое признание человек. − Я и самих людей представлял иначе.
− И как же?
− Иначе, − невнятно пояснил мужчина, но помолчав немного, пояснил: − Я верил, что они были другими, а тут… Я словно заглянул в дом самой обычной семьи.
− Они же люди, а значит, человечны так же, как и ваши современники.
− Я, видимо, как-то иначе понимаю слово "человечность".
Усмешка стала Ивану ответом, еще менее понятным, чем вся эта история. Неясно было старику, почему речь зашла о грехах и первых людях, и как это было связано с ответом на его вопрос. Вот только как бы ни был связан с этой историей собеседник, Ивану хотелось ее узнать.
− Вопрос греха здесь очень важен? – спросил мужчина, немного подумав.
− Отчасти, он отвечает на многие незаданные вопросы человечества.
− Но я не вижу в Каине грешника, особенно в то время. Может он вырос им, но…
− А лицемерие?
Вместо ответа Иван только выдохнул, так и не найдя слов.
− Он старается стать тем, кем не является, − продолжал собеседник, − даже веру в Бога из себя выжимает, а веры нет даже мало-мальской. Чем тебе не грех?
− Он просто ребенок, жертва дурного воспитания. Почему Адам вообще так жесток с ним?
− А вот и другой грех − жалость, а рядом с ним третий − поиск виновных.
Мужчина вздрогнул, видя блеск в глубоких красных глазах.
Таинственный собеседник продолжал:
− А на вопрос я пока не отвечу, ибо не просто так прервал свою иллюзию. Я не учел, что нужно рассказать немного о том, что было прежде. Не знаю, заметили ли вы, но Ева спрашивала сына, не бил ли Адам его снова. Этот момент имеет значение.
Мужчина нахмурился, а детская рука легла на лист с рисунками и легким движением изменила изображение. Хижина стала крохотной точкой, сарай − прямоугольником. Сад превратился в штрихованное поле, а часть за домом − светлой, разделенной на две части, зоной. Все это, хоть и было нарисовано, казалось копией старой карты, вырезанной на куске коры.
Рука мальчика повторила линию, самую толстую на изображении.
− Это была стена. Больше трех метров в высоту, она была создана защищать людей от динозавров. Крупные не заходили так высоко в горы, те что были меньше, не могли преодолеть стену, а те что могли летать, не поднимались так высоко. Да и что им было ловить в горах, когда рядом был лес, полный разнообразных припасов. Однако, эта стена была действительно нужна, ибо по пологому склону вот здесь, − рука указала на зону справа от хижины, − непросто могли пробраться толстошкурые громилы, вроде трицератопсов, в принципе неопасных, если не попадаться им под ноги. Куда хуже дела обстоят с белоголовыми махакалами…
Он промолчал, понимая, что старик не знает, о чем речь, подумал немного и продолжил:
−
