налево свернув.
Улица, машина, космопорт. На корабле остались двое, Витька из моторного и Шакиров, вместе мы банда, вместе мы все решим.
– Стой, дурак, – раздался уверенный голос позади.
Было у меня четыре патрона, остался один. Психанул, расстрелялся… Кто не психанет? Вообще-то кто угодно, но вы меня поймите: коридор-то пуст. И динамиков тут нет, и не в гарнитуре голос – из уха на бегу вылетела.
С ума схожу, что ли? С другой стороны – и то верно. Не бегут за мной, значит, ждут снаружи. А в отеле – не факт. Особенно, если повыше забраться.
Если, конечно, они не догадались сразу камеры наблюдения под контроль взять. Догадались? Пятьдесят на пятьдесят, работают тяп-ляп… Рискнуть стоит.
Значит – в конференц-зал, а оттуда на лестницы.
Пролетел вихрем, как на шестой этаж взбежал – и сам не помню. Остановился. Теперь аккуратно маску из синткожи снять, кнопочкой щелкнуть… Прости-прощай, приказчик купеческий Афанасий Никитич, век помнить буду, если проживу. Только горстка пыли и осталась.
Его ищут, а вот меня, олуха, не факт.
Но шмотки на мне его, со всеми следами победоносного прыжка через стойку, пробежки по кухне и далее, так что к ближайшему выходу лезть не с руки. Кровища опять же. В комнату за одеждой влезть? К себе или в чужую? Надо думать.
Пока отдышаться можно и комм проверить. Так, тревожки от всех, включая оставшихся на ладье. Вбил код – ну-ка, кто жив, отзовись.
Отозваться удосужился только блистательный кап-два, пребывавший где-то на окраине города.
Значит, к ладье, отбить, в воздух поднять – и к кэпу. Где он, там и Аверченко со своими лбами.
– Идиот, – констатировал знакомый голос позади.
На сей раз стрелять я постеснялся. Повернулся. Передо мной стоял крепкий тип лет тридцати. Короткая бородка пиратского вида, волосы длинноваты… Терпеть не могу этаких смазливых.
– Чего, – говорю, – изволите, сударь?
– Жить, – отвечает, – желаю.
И в воздух воспарил. Повисел так. Опустился.
– Надоел ты мне, – сообщает, – хуже горькой редьки. Да только повязаны мы. Улавливаешь нить?
– Шептун…
– Для тебе каплей Давыдов. Как ты собрался «Заступницу» отбивать, скажи на милость? Пристрелят – и вся недолга.
– Тебе какая печаль? Ты вообще подсознание.
– Если ждешь рассказа, как я тебя ценю и жалею, – не по адресу. Видишь ли, товарищ дней моих суровых, за рефлексию отвечает другая часть твоего не слишком могучего интеллекта. Боюсь, расположенная даже не в голове.
– Возвращаясь к теме, – говорю, – что хочешь? – и хихикаю, как идиот.
Доигрался, с глюками общаюсь. Грехи наши тяжкие…
– Проблема в том, что часть я именно твоего подсознания. Знал бы – предпочел остаться собой, ну да кто меня спрашивает. Итак, обонять, осязать и всячески ощущать этот прекрасный мир без тебя не смогу. А я к этому
