style="font-size:15px;"> – Но, книги бывают разные.
– Верно. Но, твою книгу не интересно читать. Прости уж за откровенность.
– Ничего. Я понимаю.
– Не отчаивайся, и не бросай писать. Попробуй поменять что-нибудь.
– Хорошо.
– Так. А теперь по проекту. Что там у тебя нового?
– Ну, конкретного пока не могу ничего предъявить.
– Хорошо. Ты меня не подводил никогда. Но, до конца месяца, будь добр, материал сдай.
– Хорошо, Серафим Маркович. Сделаю.
– Вот и ладно. Ступай, давай, работай.
Выйдя из кабинета начальника, Филипп почувствовал разочарование. Серафим Маркович был талантлив. Чувствуя литературу тонко и относясь к книгам с большим трепетом, он помогал начинающим писателям, давал шанс молодым журналистам проявить себя в редакции и всегда был готов поддержать советом. Узнав, что Филипп пишет книгу, он с большим удовольствием вызвался помочь в ее издании, а теперь Филипп чувствовал, что его шансы на издание становятся все более призрачными.
Филипп вернулся в кабинет, где Грецкий напряженно и рьяно стучал пальцами по клавиатуре, набирая текст.
– Слушай, – Андрей неожиданно отвлекся от работы, – Помнишь у тебя был большой такой словарь арабского языка?
– Да.
– Можешь одолжить? Мне для перевода статьи нужно.
– Конечно.
Филипп подошел к своему рабочему столу, ища взглядом словарь.
– А, черт, я вспомнил, – сказал Филипп, – Я же его вернул Николаеву, это был его словарь…
Внезапная мысль пронзила Филиппа.
Профессор Николай Федорович Николаев….Николай….Коля….
Когда кто-то в спешке или в стрессе пишет записку, он не будет называть себя по отчеству, или полным именем, он назовётся привычным именем, которым его называют друзья и родственники – Коля!
Черт!
Как же я сразу не догадался!
И именно его, не молодого интеллигентного мужчину, видела соседка, когда он клал записку в почтовый ящик.
Филипп набрал номер профессора Николаева.
Шли долгие гудки, и никто не подходил.
– Ну ладно, жаль, – сказал Грецкий, – Посмотрю тогда в интернете, наверное.
Журналист уже не слушал коллегу, он выбежал на улицу, сел в машину и поехал на север Города, где проживал профессор Николаев.
Глава 8
Саблин сидел в тишине, размышляя над делом, ставшим вдруг частью расследования убийства в антикварной лавке, которым он занимался несколько лет назад.
Он уже не надеялся, что когда-нибудь сможет вернуться к тому делу, уж больно все было запутанно и сложно, расследование зашло в тупик и было приостановлено. Но, сегодня, когда он увидел татуировку в форме молнии, вырезанную вместе с кожей, он понял, что все начинается заново.
Саблин уже видел такие татуировки – на руке убитого антиквара,
