и кажется, что мир постоянен.
Настоящий шут не может высмеять настоящего шута.
Если это происходит, значит, один из них – ненастоящий.
Он был совестью своего времени, которое ее не имело.
«Его слова стали заключением для целой эпохи».
Это о поэте? Нет, о судье.
Вот истинный страж закона – охраняет его так строго, что никто не может им воспользоваться.
И кнут даст побеги, если попадает на благодатную почву.
Орфей спускается в ад не только в поисках Эвридики.
Черти подразделяются на падших ангелов и выдвиженцев из числа людей.
Быть шутом на поминках – миссия глубоко человечная.
Отсутствие прецедента – тоже прецедент.
Бессонница – болезнь эпохи, когда людей заставляют на всё закрыть глаза.
Все мы слеплены из одной глины, и это создает опасность: вдруг бросят нас в котел вместе с другими, чтобы вылепить третьих?
Берегитесь авторов, чьи труды оказались осечкой, – они могут выстрелить и много лет спустя.
Сатира никогда не сможет сдать экзамен: во всех жюри сидят ее объекты.
«Не смешно!», – упрекнул критик трагика.
Во время пыток жертва все время сама себя пощипывала.
«Зачем?» – раздраженно спросил палач. «Надеюсь проснуться от кошмарного сна».
Некоторые празднуют и свои поражения – когда их приглашают на пиры победителей.
Мне ставят его в пример: «Он даже думает так же, как мы!»
То, чего нет на самом деле, уже поэтому заслуживает мистического поклонения.
О, если бы участь человека была лишь предметом изучения философии!
Я считаю антропологию лженаукой.
Ее определение человека заставляет считать наш мир перенаселенным.
Кастраты пляшут на всех свадьбах. Им ничего не мешает.
Можно оказаться на дне, так и не измерив глубины.
Табу, несмотря на свою неприкосновенность, очень уж быстро плодятся.
Некоторые караульные далеко зашли, делая всего пару шагов туда и обратно.
Хироманты прячутся за отговоркой:
«По грязным рукам гадать невозможно!»
Я приклеиваю на человека ярлыки, для того чтобы прикрыть его наготу.
Я уверен, что тайны
