ударный костяк которого составляли лишь несколько сотен офицеров-фронтовиков, будет утоплено в крови. Поэтому выступить надо было раньше тридцатого числа, и вместе с членами большевистского правительства при начале восстания необходимо также было поголовно уничтожить депутатов этого самого Верховного Совета, а также окопавшееся в Гатчине семейство Романовых, да так, чтобы свалить это деяние на большевиков. На этом особо настаивали французы – очевидно, у них на этот счет был какой-то свой, особенный резон.
Помимо Дмитрия Мережковского, Зинаиды Гиппиус и проживающего у них Дмитрия Философова, а также самого Бориса Савинкова, с которого восторженная Гиппиус была готова сдувать пылинки, на квартире постоянно находились: секретарь и любовница Савинкова Любовь Дикгоф (Эмма Сторэ), ее муж барон Александр Дикгоф, готовившийся стать при будущем «демократическом диктаторе» кем-то вроде министра иностранных дел.
Еще там находились начальник штаба будущего восстания полковник Александр Перхуров, казначей организации Флегонт Клепиков, а также два полковника-латыша, один из которых, Карл Гоппер, занимался в савинковской организации кадрами, а второй, Фридрих Бриедис, отвечал за разведку и контрразведку. Короче, квартира была переполнена, и только то, что Мережковский и Гиппиус постоянно принимали в своей квартире множество самых разных людей, спасало от провала Савинкова и его приближенных.
Но это впечатление было обманчивым – наблюдение за «нехорошей» квартирой велось настолько плотно, насколько это вообще было возможно в начале ХХ века с частичным использованием средств ХXI века. И хоть пока ничего не предвещало для заговорщиков беды, но их уже измерили, взвесили и признали годными для того, чтобы брать.
Поэтому люди, которые должны были принять участие в этом торжественном финале, уже подтягивались к дому № 83 по Сергиевской улице через проходные дворы, которых было много в этом районе Петрограда, дабы раньше времени не спугнуть издерганного нехорошими предчувствиями Савинкова. Вроде все было готово к перевороту, но сил было явно недостаточно, а находившиеся в его распоряжении около восьмисот уволившихся из армии после Рижского мира офицеров были разрозненны, плохо вооружены и обладали крайне низким боевым духом.
Лозунг «войны до победного конца», под которым официально выступал возглавляемый Савинковым СЗРиС, был крайне плохой идеей для продвижения его в массы, тем более что пригодных для этого масс находилось не так уж и много. Армия не была распущена, погоны никто не спешил отменять, юнкерам школ прапорщиков, которые пробились в военные училища своим потом и кровью, дали доучиться, и кого отправили в запас уже в офицерском звании, а кого зачислили в кадры новой армии, или даже Красной гвардии.
Многие из тех, кто в нашей истории примкнул к контрреволюционерам, на этот раз сражались на окраинах бывшей Российской империи совсем на другой стороне. Так, например, кавалер
