определенную линию поведения, иначе пострадал бы замысел «хозяина». А время положить на «хозяина» еще не настало: по любым канонам это была только завязка интриги.
Лада бесшумно и без суеты переправила в сумку последний предмет, положила в опустевшую камеру компакт-диск, который принесла с собой, закрыла сейф и установила рукоятку с лимбом в исходное положение. Возможные пути отхода ее не интересовали – она была не в той форме, чтобы лазать по балконам (хотя второй этаж и не бог весть какая высота). А главное, в ее глазах вероятные проблемы не стоили выеденного яйца.
Стук повторился – на этот раз он был более настойчивым. Кто-то определенно знал, что номер не пустует… или сильно на это надеялся. Лада достала сигареты и зажигалку, уселась в кресло и закурила. Давно она не получала такого удовольствия от табака. Подумала, не включить ли мини-систему, стоявшую на столе, но решила, что это будет выглядеть чересчур нарочито. «Да и перед кем тут выёживаться, хренова ты Мата Хари…»
В дверь забарабанили – это уже отдавало истерикой. Словно в подтверждение, раздался крик: «Помогите!»
Дверь «люкса» была добротной, и Лада услышала приглушенный вариант, но она узнала голос. Позвать на помощь так деликатно, словно заранее попросив извинения за причиненное беспокойство, могла только эта забитая Елизавета. Впрочем, отчаяние в голосе прозвучало вполне натурально.
Лада сделала еще одну затяжку, прикидывая все «за» и «против». Дело решило отвлеченное соображение: если вдруг за этой дурочкой действительно явился ее благоверный, Ладе доставило бы несказанное удовольствие врезать ему по яйцам. Не говоря уже о более членоопасных воздействиях…
Она достала из сумочки одну из чужих игрушек, проверила обойму и сунула пистолет сзади за пояс. Затем подошла к двери и открыла замок.
– Т-ты?! – проговорила Елизавета потрясенно. – Что ты здесь делаешь?
М-да. С такой рожей и не на съемочной площадке – какая потеря для кинематографа… Первое, в чем Лада убедилась, – непосредственная опасность Елизавете не угрожала. Жертву домашнего насилия никто не преследовал; в коридоре, кроме нее, никого не было. Она уже свое получила, правда, результат выглядел как-то слишком декоративно. Несмотря на впечатляющие переливы синевы на Елизаветином лице, Лада мгновенно оценила реальную тяжесть повреждений. Не покалечена, передние зубы на месте, открытых ран и крови нет, глаза если и заплыли, то самую малость. Женские удары. Или детские. Или не удары вообще.
– Чего орешь? – сказала Лада спокойно, словно они встретились не в чужом номере отеля посреди города, где (теперь это было ясно) могло произойти всё что угодно.
Елизавета молчала. Нижняя губа у нее тряслась.
Лада разглядывала ее с легкой иронической улыбкой. Если бы она хотела кого-нибудь проучить, пострадавшая сторона выглядела бы примерно так же.
– Заходи, – она сделала приглашающий жест и повернулась боком, пропуская бедняжку,
