и не прекрасный, и не совершенный, и не умный вполне доволен собой. А кто не считает, что в чём-то нуждается, тот и не желает того, в чём, по его мнению, не испытывает нужды. Вас уносит поток собственных желаний, и он слишком силён, чтобы я мог его остановить или подать вам руку помощи.
Но не поняли его слова люди, да и не пытались понять. Они нашли в его поступке и речи своё очередное развлечение и не преминули воспользоваться ситуацией.
– Ха-ха-ха! – они весело рассмеялись ему в лицо, – слова твои так же ярко освещают наши умы, как освещает твой путь зажжённый фонарь в разгар дня.
– Свет моего пути не во мраке ночи, и мне нет нужды идти по нему наощупь, но иногда не хватает его, чтобы не пройти мимо истины…
– Тогда с чем же ты пришёл сюда в этот раз? – недоумевали они. – Нам совершенно непонятен твой поступок! Что за загадку ты придумал на этот раз?
– Да нет тут никакой загадки. Просто я ищу Человека.
Вокруг собралась ещё большая толпа зевак, и теперь они все вместе разразились раскатистым хохотом.
– Ну, ты даёшь, философ, – смеялись они над ним с полным превосходством, уверенные, что оппонент явно не в себе, или он попал во власть чар самого забавного Сатира.
– Посмотри, сколько вокруг тебя людей, чего же тебе надо?
– Да… Верно вы говорите… Людей действительно много. Но Человека-то нет!
* * *
Вероятно, именно так должен был начинаться роман, который мечтал написать наш герой (о нём и пойдёт речь далее). Но он всякий раз откладывал эту затею на потом. Иногда, правда, хватался, как сказал бы истинный художник, за перо, но весь его порыв тут же иссякал.
«Нет, не готов ещё! – постоянно твердил внутри его невидимый контролёр. – Вроде пора, но чего-то не хватает», – почему-то он пытался находить для себя новые оправдания, чтобы предательски отложить на очередное «завтра» эту мысль, а время шло и шло.
Концепция и сюжет уже давно были осмыслены, но он по-прежнему держал текст в голове, а игра воображения то зацикливалась на каких-то, как ему казалось, удачных мелочах, то уносила в неведомые дали, от которых в очередной раз захватывало дух. Однажды, в очередном порыве, он уже было ухватился за первые строки – вот… вот, наконец, явилась его долгожданная муза, и даже набросал первую страницу текста, но весь накал сублимированных эмоций, подобно паровому свистку, вылился лишь в несколько испорченных листков бумаги, тут же скомканных и брошенных с великим разочарованием на пол. В пылу обиды на самого себя он внезапно написал на новом чистом листе:
Сказал однажды я себе —
Хочу писать я книги,
Но вижу – знак мне на листе
Такой, на вроде фиги.
Вот это да! Шалишь, судьба,
Покорна мне должна быть.
Напрягся весь, но ни фига:
«Ой, Муза!..» – Надо выпить.
Налил немного –
