отвращение к еде и выпивке, небрежно откинулся на спинку стула и спросил старого приятеля:
– Вадим, мне хотелось бы узнать о твоем предложении?..
Щавелев улыбнулся, но не надолго. Лицо сделалось серьезным и он сказал:
– Хочу тебе предложить должность директора.
На десерт им подали прекрасное молдавское вино. Сурин успел сделать всего лишь глоток из фужера. Услышав про должность директора, отставил фужер.
– Ты что, Вадим? – слова друга воспринял, как насмешку, поэтому не удержался, чтобы не переспросить: – Ты это серьезно, или шутишь?
Всем своим видом Щавелев дал понять, что настроен только на серьезный разговор. И сейчас, глядя в глаза Сурину, спросил:
– По-твоему, я похож на человека, который способен на злые шутки?
Сурин пожал плечами.
– Не думаю… – сказал он. Щавелев кивнул.
– И правильно делаешь. Скажи, вот ты двадцать лет вкалывал на государство, а что оно дало тебе взамен? – спросил он, продолжая глядеть в глаза смутившемуся от такого вопроса приятелю Сурину, и что-то не договаривая.
– Ну, я не знаю… – начал было Сурин. Хотел что-то перечислить. Но, как оказалось, перечислять-то ему как раз и нечего. Потому что даже квартира, в которой он жил, ему досталась от родителей.
– Ни хрена оно тебе не дало. Ничего. Да и мне тоже, – Вадим разочарованно махнул рукой. Но Сурин был не согласен с такой расстановкой.
– Ну, не скажи. По крайней мере, ты банкир, – возразил приятель Сурин.
Вадим Щавелев зло улыбнулся.
– Ага. Высокая зарплата. Вознаграждение по итогам работы за год. Каждая копейка учитывается государством. Ты думаешь, если банкир, то все деньги в банке, твои? Во. – Вадим скрутил кукиш, поднес его к лицу опьяневшего Сурина. – Ничего подобного. Это все принадлежит нашему распрекрасному государству. И мы в том числе. Банкиры – марионетки. Мы ломаем мозги, придумываем, изобретаем, как увеличить доходы банка. Но все, в том числе и наши мозги, принадлежат государству, Валя. Веришь, копейку лишнюю хрен снимешь. А снял, изволь отчитаться, куда ее потратил. Разве, это справедливо. Мы создавали этот банк. Привлекали вкладчиков. Создавали денежный оборот. А государство спокойно наблюдало за нашими действиями. Так-то, Валя. Есть денежки, а не попользуешься ими. Обидно, Валя. До слез.
Вадим вздохнул и замолчал. И Сурин в угоду другу вздохнул и сказал:
– Что делать, Вадим. Еще дедушка Ленин говорил, что государство – это тоталитаризм для общества. Надо смириться, раз ты член этого общества.
Вадим навалился животом на край стола, опрокинув фужер с десертным виноградным вином, которое большим пятном растеклось по белоснежной скатерти. Сразу же подскочил официант, но Вадим жестом руки велел ему удалиться и не мешать их разговору.
– А я, Валя, не хочу мириться. Считаю, что слишком дешево оценивает государство
