Да и стемнело уже изрядно, а пляшущие языки огня давали хоть какой-то свет.
Бояре успели настреляться вдосталь, и теперь последние из них возвращались с того берега с собранными вокруг мишени и выдернутыми из ствола стрелами.
Парень в колонтаре, долго круживший вокруг Юли, наконец решился задать вопрос:
– Скажи, боярыня, а вправду амазонки себе правую грудь выжигают?
– А ты, никак, пощупать хочешь? – вскинула брови девушка.
– Нет, нет, – шарахнулся паренек.
– А зря, – хмыкнула Юля. – Ладно, иди сюда.
То ли их разговора никто не услышал, то ли все достаточно поразвлеклись, но никто над латынинским новиком насмехаться не стал. Он послушно приблизился к девушке, не сводя глаз с ее груди.
– Тебя как зовут?
– Глеб Латынин, Никитин сын.
– Ты куда смотришь, Глеб? Вот туда посмотри! – Юля указала на истыканную за вечер сосну. – Лук есть?
– Да.
– Стреляй.
Парень помялся, но спорить не стал. Вытащил из висящего на боку колчана лук, наложил стрелу, сосредоточился и рывком вытянул вперед левую руку. Звонко тренькнула тетива, а стрела мелькнула в чащу где-то далеко, далеко левее сосны.
– Ну и как, Глеб, сильно тебе отсутствие груди помогло?
– Ну, не все так…
– Ты куда смотришь? – Юля, тяжело вздохнув, кивнула. – Ладно. Попадешь с этого места в сосну, дам потрогать.
– Так… Темно уже…
– Ну, извини, – развела руками девушка и повернула в сторону своих товарищей.
– Боярыня!
– Ну, чего тебе еще?
– А вторая… Тоже стреляет?
– Нет, она поет.
Подойдя к выстроившимся полукругом палаткам, Юля нырнула в желтую, извернулась внутри и высунула голову в круглый входной клапан:
– Инга, что-то ты и вправду давно не пела.
– Холодно чего-то, – поежилась та.
Зима заставила-таки певицу расстаться с коротким красным платьем и переодеться в обычное местное одеяние с огромным количеством длинных юбок, душегрейку и тулуп. Правда, но голове ее вместо положенного платка плотно сидел малахай с пушистыми беличьими хвостами над висками. Зато небольшой размер ноги позволил Инге, как и лучнице, одеть местные валенки.
– Вот именно, – поежилась Юля. – Холодно, голодно, повыть охота. У-у-у.
– Ну так поешь, чего скулить-то? – не выдержал Росин. – Каша на всех сварена.
– Не-а. Меня тут и без вас один тип покормить должен, – она перевернулась на спину зажмурилась и негромко запела:
Шумел камы-ы-ыш, деревья гну-у-улись,
И ночка ту-у-умная была.
Одна возлу-у-у-убленная пара
Всю ночь гуляла до у-у-у-у-тра.
– Ты в ритм не попадаешь, – любезно сообщила певица.
– Ну и что? Зато громко, – и
