директором посадили напротив прокурора области, перед ним лежала моя статья, размеченная по эпизодам. Он читал эпизод и требовал: «Документы!». Я вынимал из своей папки необходимые бумаги и передавал прокурору. Он их смотрел профессионально: атрибуты бланков, входящие номера и даты, даты распорядительных подписей, сроки и т. д. Если не видел признаков недействительности, складывал эти бумаги в свою папку. На одном документе между входящей датой и распорядительной надписью срок был три дня. Прокурор проверил по календарю – два из них были выходными. (Спасибо директору – у меня на все вопросы прокурора были готовы документы.) Потом председатель комиссии, второй секретарь обкома КПСС, начал задавать вопросы, требовавшие устных пояснений. От стенки послышались жалобные сетования, что я, дескать, все извратил, но председатель заткнул им рот и слушал только меня.
В следующий понедельник меня вызвали уже в обком, и я целый день присутствовал при таинствах – обкомовцы писали ответ в «Правду», в ЦК компартии Казахстана и в ЦК КПСС. Мне его не показали, но позвонил из «Правды» журналист и зачитал мне его по телефону с вопросом: согласен ли я с таким ответом? Я не согласился (хотелось заодно додавить и городского прокурора, замордовавшего наших работников дурацкими исками), но во второй статье, завершающей тему, которую «Правда» дала уже сама, вопрос о прокуроре не прозвучал. Однако даже то, что было сделано «Правдой», уже стало огромным подспорьем в работе, да и прокурор поутих.
Государство обязано слушать СМИ и реагировать!
И подобное отношение к прессе было общегосударственным правилом. Мой директор заставлял писать ответы во все газеты, включая собственную заводскую многотиражку, если только там публиковался хотя бы критический намек на наш завод или его работников. Был такой смешной случай.
У нас в городе служил офицер-пожарный – большой сукин сын. Как-то он задел меня лично, и я, прикинув обстоятельства, нашел более выгодным не тащить его в суд, а дать ему в морду. И хотя сукин сын две недели симулировал в больнице сотрясение мозга, но по Уголовному кодексу Казахской ССР мое дело подлежало товарищескому суду. Там меня и приговорили к максимально возможному наказанию – 30 рублям штрафа. Божеские были тогда цены, надо сказать! Тогда сукин сын написал во все газеты и инстанции. Занималась этим делом масса людей. Я дал кучу объяснений по его жалобам, но на защиту этой мрази никто не встал, хотя и убрать его из МВД тоже не смогли. И вот прошел слух, что статья об этом инциденте появилась где-то в ведомственной газете МВД в Алма-Ате. В области этой газеты найти не смогли, и тогда директор дал дополнительное задание ближайшему командированному в Алма-Ату. И только когда тот привез оттуда нужный номер и когда директор убедился, что ни обо мне, ни о заводе в статье не было ничего плохого, он успокоился.
Да, не всё в советских газетах могло быть напечатано. Но о простых людях, об их нуждах и интересах печаталось в сотни раз больше, чем сегодня.
