хан позволял отпить из нее глоток особенно отличившимся, вернее, тем, кого отличал он сам. А еще вот такие минуты размышлений. Беря в руки то, что держал дед, хан словно советовался с ним. Почему‑то казалось, что как только его пальцы касаются этой старой чашки, дух деда незримо появляется в юрте. Ну, или в шатре, вот как сейчас.
Батый поскреб голову под волосами. Надо сегодня же сказать, чтобы кто‑то из женщин выбрал гнид, которых развелось слишком много. Пусть переплетут косы, а заодно и передавят всех, кого выловят. Но это потом, сейчас он отвлекаться не желал, погонял сам и будет. Заодно почесал под мышкой и снова взялся за чашу с кумысом и за шкуру.
Он не станет ломать систему управления у урусов и своих людей ставить тоже не станет, пока не время. Подтвердит пайцзой право того коназа, который есть, все равно они все сейчас слабы. И не только главный, но и все коназы их улусов пусть приедут за разрешением. Это станет хорошим уроком, получив из рук хана пайцзу, они будут ему обязаны, да еще и между собой станут драться за такую милость.
Решив для себя, что делать с урусами, Батый снова стал думать о собственной судьбе. Правильно ли он делает? Может, нужно биться за власть? Чаша уверенно лежала в руке, согревая, несмотря на прохладный кумыс в ней. Дерево всегда на ощупь теплое, а уж такое тем более. Хан мысленно обратился к деду за советом. Верно ли поступает? Как сделал бы сам дед?
Почти наверняка Батый знал, что Чингисхан ввязался бы в драчку за власть. Но тем внук и отличался от деда, что для него власть над всеми монголами не столь важна. Батый понял, что у него созрела мечта поставить на ноги, сделать сильной и великой собственную Орду и ему не нужен Каракорум. Но при этом нужно, чтобы там правил человек, лояльный к этой новой Орде и ее хозяину. Гуюк таким не будет, они стали смертельными врагами после тех оскорблений, которые хану нанесли двоюродные братья Гуюк и Бури, и Батый пожаловался на принцев Угедею.
А если Великим ханом все же станет Гуюк (Батый прекрасно понимал, что так и будет)? Отправлять дань тому, которого презираешь и ненавидишь? Но дело не в дани, а в том, что Гуюк не станет терпеть двоюродного брата, он обязательно постарается уничтожить Батыя, и хан вынужден будет защищаться. Что тогда? Война между монголами? Когда‑то дед воевал со своим андой (побратимом) Джамухой, но это была жестокая необходимость ради объединения монголов, воевать ради спасения своей жизни со своими же, не преступление ли это?
И все‑таки Батый понимал, что не поедет в Каракорум, чтобы не погибнуть, что постарается держаться подальше от Гуюка, что создаст свою Орду, постарается как можно дальше оттянуть выборы нового хана, чтобы успеть встать на ноги и решить свои проблемы, а еще, что, если Гуюк пойдет на него войной, будет не просто защищаться, он поднимет одну часть монголов против другой.
Даже после столь тяжелого решения стало легче, у человека всегда так, хуже всего неопределенность. Хан стал едва слышно мурлыкать песню своего детства, ее пела мать. Детство для всех неприкосновенно, даже если бы оно было голодным и нищим, все равно
