но с таким же успехом ей можно было дать и двадцать, и даже еще меньше. В ее добром простодушном лице сохранилось что-то подростковое. Она была в трикотажных шароварах и фуфайке. И то, и другое со следами побелки.
– Галюсенька, милая, – обратилась к ней Лина, – посиди с ребятами. Покорми их, я все приготовила, займи их чем-нибудь. Я скоро приду.
– Так я ж даже не переодевшись… – начала Галюся.
– Ничего, не страшно. Посиди с ними.
Галюся покосилась на Климова, которого Лина так и не представила, и ушла во вторую комнату.
– Ну теперь, когда с домашними делами разобрались, может, ответишь на пару вопросов? – осведомился он со всем возможным сарказмом.
– Я не знаю, что это такое. – Голос Лины звучал холодно и бесстрастно. – Впервые вижу.
– Значит, решила играть в долгую. И имя Pauline Polonsky тебе ничего не говорит?
– Нет. Это не я писала.
– А кто? Пушкин?
– Не хамите мне.
– Девочка, ты еще хамства не видела. Ничего, в камере насмотришься.
– Перестаньте мне угрожать. – Она держалась с редкостным самообладанием, пришлось отдать ей должное. – Повторяю: я этого не писала. Понятия не имею ни о какой фирме «Ансти».
– И об институте в Троицке? По адресу улица Солнечная, двенадцать? Тоже не имеешь?
– Этот адрес стоял в бумагах. Мне их давали на перевод. По вашему заказу.
– И ты решила толкнуть технологию другой фирме как бы уже от себя, верно?
– Ничего я не решала! Сколько раз повторять, это не я писала!
– А кто писал?
– Не знаю, – уже усталым, севшим голосом проговорила Лина, – но точно не я. Тут слишком много ошибок.
– Чего? – растерялся Климов.
– Ошибок. Я таких не делаю. Я не пишу «Дорогие сэры», это неграмотно. Так можно только в единственном числе. Я пишу «Джентльмены», когда во множественном. Тут и других ошибок полно. Это писал кто-то учившийся «по Бонку».
– Ну… а может, ты нарочно.
– А зачем?
– Ну мало ли… Чтобы нас запутать. Как же это не ты писала, когда тут твой мейл остался? Давай-ка проверим. – И Климов двинул прямиком к компьютеру.
– Минутку. – Лина заступила ему дорогу. – Комп трогать не дам.
– Ну еще бы! – зловеще ухмыльнулся Климов. – На что спорим, я найду там это письмо?
– Ничего вы там не найдете. Идите-ка лучше отсюда, я ведь могу и милицию вызвать.
– Милицию? – обрадовался Климов. – Давай, вызывай. Спорим, тебе слабо́?
Лина демонстративно сняла с гнезда телефонную трубку:
– На что спорим?
Надо же, храбрая какая! В душу Климова впервые закралось сомнение. Нет, впервые еще тогда, когда он увидел ее семейные обстоятельства. Не может женщина с двумя такими хорошими, чистенькими, послушными детьми быть аферисткой. Да нет, если уж совсем
