бездной, в которую бросилась бедная женщина. Она не хочет мириться, не хочет пользоваться жалким прозябанием, которое ей дают в обмен за ее живую душу. – Просто по человечеству нам отрадно видеть избавление Катерины – хоть через смерть, коли нельзя иначе».
Вот эти-то взгляды Добролюбова г. Писарев называет ошибкою его, говорит, что в этих взглядах Добролюбов является таким же эстетиком и поборником искусства для искусства, какие он сам преследовал в своих статьях, что, одним словом, в этой своей статье «он сошелся с своими всегдашними противниками». Изумленные таким неожиданным и странным приговором, вы с любопытством прочитываете статью г. Писарева, чтобы узнать основания этого приговора, и по прочтении ее изумляетесь еще более, так как решительно не узнаете, в чем же ошибка Добролюбова и за что он приравнен к поборникам чистого искусства. В своей статье г. Писарев рассказывает содержание «Грозы», подтрунивает над невежеством Катерины, затем предается очень интересным соображениям о том, что Бокль есть великий историк, что его идея об исключительной зависимости прогресса от развития знаний верна и согласна с идеями нашего Крылова, и прочее в этом роде; далее является на сцену парадокс, что «все новые характеры, выводимые в наших романах и драмах, могут относиться или к базаровскому типу (ох, уж этот Базаров!), или к разряду карликов и вечных детей»; а так как Катерина не есть Базаров, то она карлик и дитя. Хорошо; но, спрашиваете вы наконец с досадой, в чем же ошибка Добролюбова, в чем он изменил себе и сошелся с своими противниками? Вы снова начинаете перечитывать статью, присматриваясь к каждому слову, и делаете такое открытие: г. Писарев дает Добролюбову следующего рода наставление: «Добролюбов спросил бы самого себя: как мог сложиться этот светлый образ? Чтобы ответить себе на этот вопрос, он проследил бы жизнь Катерины с самого детства, тем более, что Островский дает на это некоторые материалы; он увидел бы, что воспитание и жизнь не могли дать Катерине ни твердого характера, ни развитого ума». Так вот в чем штука! Г. Писареву почудилось, будто бы Добролюбов представляет себе Катерину женщиной с развитым умом и с развитым характером, которая будто бы и решилась на протест только вследствие образования и развития ума, потому будто бы и названа «лучом света». Навязавши таким образом Добролюбову свою собственную фантазию, г. Писарев и стал опровергать ее так, как бы она принадлежала Добролюбову. Как же можно, рассуждал про себя г. Писарев, назвать Катерину светлым лучом, когда она женщина простая, неразвитая; как она могла протестовать против самодурства, когда воспитание не развило ее ума, когда она вовсе не знала естественных наук, которые, по мнению великого историка Бокля, необходимы для прогресса, не имела таких реалистических идей, какие есть, например, у самого г. Писарева, даже была заражена предрассудками, боялась грома и картины адского пламени, нарисованной на стенах галлереи. Значит, умозаключил г. Писарев, Добролюбов ошибается и есть
