этих врачей убила, – возмутилась Светка. – Они его чего – сразу с операционного стола выпихнули?
– Да брось ты, не паникуй, молодой, крепкий, живучий, выкарабкается. Ему бы просто полежать – отойдет, – гнул свое Марашка.
Уложили больного на родительскую кровать, на хрустящую крахмальную простыню. Он так и лег в своем «адидасе». Кроссовки с него снял Марат.
– Знобит, – только и смог парень серыми губами выговорить.
Укрыли его несколькими одеялами. Светка принесла аспирин с анальгином: температуру сбивать.
Несчастный с готовностью проглотил таблетки. Затянул глаза полупрозрачными синеватыми веками, как больная птица. Вот так же и бедная Дорис лежала, пока они еще не знали, чем ее лечить.
Таблетки на удивление быстро подействовали. Дыхание больного выровнялось. Уснул.
Марашка внес довольно объемную спортивную сумку гостя и огромный супермаркетовский пакет с соками для лечения больного.
– Ну, все, я пошел. Он дней через десять сам уйдет, как отлежится. Парень скромный, сама видишь. Хлопот никаких не доставит. Будет только спать и соки дуть, как младенец.
И ушел поспешно.
Даже имени своего гостя Светка не знала. Да и зачем ей его имя – появился на очень короткое время совсем случайный человек в ее жизни: поправится и исчезнет без следа.
Она улеглась спать в своей комнате, оставив дверь в спальню незнакомца слегка приоткрытой: мало ли что, вдруг температура опять подскочит, или попить ему среди ночи захочется.
Проснулась Светка от стонов, доносившихся из недр ее мирного жилища. Ее постоялец что-то оживленно говорил, скрежетал зубами по-страшному и в промежутках, как бы на выдохе, стонал.
– Не того кончил, на фиг ты, не того кончил! – разобрала Светка.
Ее братцу тоже все время снились боевики, и она даже улыбнулась. Надо же! Ему за жизнь свою бороться надо, а он в бреду «не тех кончает». Мальчишки – всегда мальчишки. И еще междометию неслыханному, этому его «на фиг ты», удивилась. Никогда до того не слышала, хотя много чего знала заповедного из разных слоев лексики своего любимого родного «великого и могучего» языка.
Она вскочила и босиком, в пижаме побежала на стоны: надо было как-то помогать больному человеку. Протерла пергаментное лицо салфеткой, смоченной в уксусе, стала расстегивать молнию на груди, чтобы обтереть всего: так всегда делала ей мама при высокой температуре. Парень резко вздрогнул, очнулся, глянул мутными глазами, вцепился в молнию руками – не хотел, чтобы расстегивала.
– Да не стесняйся ты, я же живот не буду, только сверху, чтобы температуру сбить, – успокоила его, как брата бы успокаивала, девушка.
И он расслабил руки, дал сделать все, что нужно.
– Мне бы таблеток каких, лекарств, – выговорил незнакомец с ярко немосковскими интонациями.
У Светки сердце сжалось от жалости. «Москва слезам не верит». Попал бедный паренек в страшную историю.
То, что
