подтвердил я, забирая награду.
– Как называется?
– Орден Мужества.
– За что удостоены?
– Она видела! – указал я на Добужинскую.
– Подствольник?
– Он самый.
– Кровью своею запечатлели подвиг свой?
– У нас пишут «за мужество и самоотверженные действия», – сказал я, доставая ноутбук. – Смотреть будем?
Демонстрация не затянулась. К моему удивлению, ноут их не впечатлил. Зубов задал несколько профессиональных вопросов, и я понял: Иван Павлович носил в этот мир не только книжки.
– На худой конец, можно фильмы смотреть! – сказал я уязвленно и щелкнул по тачпаду. На экране появились танки; они ползли по полю, стреляя на ходу. Офицеры и Добужинская наклонились к экрану и некоторое время напряженно смотрели. Я нажал «esc».
– У вас только о войне? – спросила Добужинская, разгибаясь.
– Есть и про любовь! Вам про несчастную или счастливую?
– Счастливую! – сказала она. – Пожалуйста!
Я заметил, как Зубов за спиной Добужинской делает мне какие-то знаки. Я посмотрел на Ливенцова, тот кивнул.
– Лучше вам одной! – сказал я с фальшивой заботливостью. – Экран маловат, а мужчинам не интересно.
Она обернулась и посмотрела на Зубова с Ливенцовым. Те потупились.
– Пьянствовать собираетесь! – заключила Добужинская. – Потом станете о женщинах сплетничать, я, конечно же, мешаю. Ну и пусть! – Она презрительно поджала губу. – Илья Степанович, проводите меня!
– Прикажу подать вам вина и сластей! – крикнул есаул вслед.
Мы поднялись в бельэтаж, зашли к Добужинской, я быстро настроил ноутбук, показал ей, как делать паузу, добавлять и уменьшать звук.
– Если что, позовете! – сказал, листая список картин. Про любовь все не попадалось. Я скосил взгляд на Александру. Она смотрела на экран, смешно морща лоб. Ее верхняя губка капризно оттопырилась, обнажив белую полоску зубов. Кого-то она мне напоминала, и я вдруг вспомнил кого. Включив обратную сортировку, я опустил движок в конец списка и открыл фильм «31 июня».
– Про любовь!
Она кивнула и уставилась в экран…
Пока я отсутствовал, стол снова накрыли. Добужинская как в воду смотрела: бутылки и графины всевозможного размера и цвета сменили супницы и общие блюда. Похоже, пили здесь по-немецки – после обеда.
– Вино? Коньяк? – спросил Зубов.
– Водки! – попросил я.
Ливенцов одобрительно кивнул и наполнил стопку.
«Граммов сто, если не больше!» – определил я.
Себе есаул напустил не меньше, а вот Зубову плеснул коньяка.
– За здоровье? – предложил Ливенцов.
Мы молча чокнулись. Спорить по поводу тоста не хотелось. Если со знакомством не получилось, то за здоровье лучше. Похоже, мне оно понадобится.
– Илья Степанович! – сказал Зубов, ставя бокал. – Гордей Иванович принес вам
