обозначенной в собственном смысле, то есть от позитивной психологии. Но, впрочем, вопрос здесь вовсе не сводится к спору о словах; существенное и решающее значение имеет здесь то, что философия (то есть учение о принципах) не в меньшей степени, чем эмпирия, являет две стороны: «конструктивную» и «реконструктивную», причем в последней, все равно как бы ее ни называли – философской ли психологией или же философией психологии, философия и психология теснейшим образом связаны и переплетаются друг с другом. Ввиду того, однако, что в учении о принципах так же, как и во всей эмпирии, «конструкция» и «реконструкция» должны так соответствовать друг другу, что каждая из них может рассматриваться как «обосновывающая» другую (хотя и в противоположном смысле, именно так, что первая из них обосновывает вторую в объективном смысле, вторая же – первую в смысле субъективном), то становится более или менее понятным, несмотря на все то, что так убедительно и так правильно доказывалось с разных сторон о необходимости чистого, свободного от психологии обоснования всякой основоположной философии, что с какой-то последней и окончательной точки зрения философия вообще совпадает или должна совпадать с психологией.
Больше того, можно было бы даже с полным правом говорить о свободном от психологии обосновании самой психологии, поскольку этим желательно было бы лишь выразить, что наука о субъективном (чему я неоднократно и старался дать обоснование и что я неоднократно пытался провести) возможна не иначе, как на фундаменте науки об объективном и что эта наука о субъективном, будучи сама наукой фундаментальной, в свою очередь, возможна лишь на основе чистых основных наук об объективировании (хотя бы логики, этики и эстетики); и тем не менее все это нисколько не изменило бы того положения, что сами эти чистые основоположные объективные науки именно в силу того, что они обосновывают – в объективном значении обоснования – столь же основоположную науку о субъективном, вместе с тем получают и свое обоснование уже в новом своеобразном значении субъективного обоснования и постольку снова превращаются в психологию; «снова» – именно в том смысле, что всякое объективирование с самого начала предполагало ведь, как свою оборотную сторону, начало субъективное, которое объективирование это именно в силу своего объективирующего характера должно было оставить позади себя и от которого оно первым делом должно было отвлечься. В этом смысле психология (как уже было отмечено вначале), конечно, не являлась бы фундаментом философии, но зато она была бы ее увенчанием и в некотором роде последним ее словом.
Покуда, однако, это весьма новое, весьма далеко идущее и трудно проводимое воззрение на психологию еще только должно завоевать себе признание, покуда под психологией еще понимается исключительно чистая наука о фактах, хотя и наиболее конкретная из всех наук этого рода, мы должны на том и остановиться, что как таковая она к сфере философии не
