есть.
Он кивнул и пошел за ней по лестнице.
– Это открытая лаборатория, – сказала она. – Для показа публике. Я работаю в глубине. Слышала о вашей встрече. Должно быть, для тебя это стало настоящим шоком.
– Я называю это «игрой в Фауста», – сказал он.
Кэрол искренне улыбнулась.
– Хороший термин. – Она приложила палец к губам. – Тихая комната. Где нет ни глаз, ни ушей Рафкинда. Менеджмент здесь очень либеральный. Доверяет своим наемным сотрудникам, доверяет агентствам. Корпорации сейчас балуют своих избранников.
– Как и должно быть.
И все же между ними еще оставалось что-то такое, что после фруктов с лошадиным пометом, слез и минувших лет они могли спокойно идти рядом и беседовать. Легко было впасть в заблуждение, что они могли бы быть семьей, действовать так, словно выросли вместе почти как брат и сестра. Мартин Берк чувствовал, как его основанные на агапе-эросе шаблоны поведения строят воздушные замки и наполняют их моделями долгой совместной жизни, фантазиями о том, как ей восемьдесят, ему восемьдесят пять и они все еще вместе.
Они проследовали через изумительно чистый, словно только-только вырубленный из айсберга синий зал, украшенный эмалированными вазами-клуазоне на белых столбах. Кэрол приказала двери открыться, и та послушно впустила их в длинный конференц-зал. В нем стал медленно разгораться свет, озаряя затянутые коричневым ворсистым бархатом стены и роскошную мебель из нанодревесины, обстановку, рассчитанную на акул бизнеса.
– Впечатляет, – заметил он.
– Выпендреж, – сказала она, отодвигая для него стул. – Итак, ты познакомился с Ласкалем и Альбигони. – Она уселась напротив, псевдокожа обрисовывала ее фигуру, но скрывала детали.
– Вчера за обедом. Первая моя приличная трапеза за долгое время.
Она кивнула, но не стала развивать эту тему.
– Они сыграли с тобой в Фауста.
– Именно.
– И ты купился?
Он выдержал паузу, поджав губы и скрипнув зубами, затем поднял брови и осторожно искоса посмотрел на нее.
– Да.
– Бетти-Энн была прелестной девочкой, – сказала Кэрол. – Не знаю, такой ли блестящей, как ее отец, но с поистине прекрасной душой. – Кэрол поэтически именовала душой взаимосвязь всех уровней интегрированного мышления. – Ей хотелось стать поэтом и матерью. Ей хотелось, чтобы ее дети смотрели на свой мир глазами поэта. Ей было восемнадцать. Я корректировала ее субшаблонные изъяны генетического происхождения, препятствовавшие беззаботной сексуальности. Ничего такого, что помешало бы ей подняться в начале списка любого агентства, если бы она решила пренебречь связями отца. – Кэрол подалась вперед и пригвоздила его голубым взглядом, в котором не было людской злобы, но который давал представление о гневе олимпийских богов. – Она боготворила Эмануэля Голдсмита.
– Тебе
