на прерогативу администрации. Но закон называется «священным» не для того, чтобы любой, самый мелкий, исполнитель власти топтал его. Враги закона не те, кто обнаруживает нарушение его, а те, кто нарушают его, а также те, кто защищают, хотя бы и с деланной странностию, эти беспрерывные нарушения».
59
Содержание предисловия вошло в состав статьи о Белинском (см. ниже).
60
Уже в августе 1848 г. пишет Грановский Фролову: «С каждым днем чувствую более и более необходимость труда. Жизнь становится тяжела без него. Сердце беднеет, верования и надежды уходят. Подчас глубоко завидую Белинскому, вовремя ушедшему отсюда. Скучно жить, Фролов! Если бы не жена…» В разгар потерявшей голову реакции 40-х годов (см. ниже главу XXV § Тихонравов), думавшей сначала закрыть все университеты и кончившей установлением комплекта студентов в 300 человек, Грановский писал: «Есть отчего сойти с ума. Благо Белинскому, умершему вовремя. Много порядочных людей впали в отчаяние и с тупым спокойствием смотрят на все происходящее – когда же развалится этот мир… Я решился не идти в отставку и ждать на месте совершения судьбы. Кое-что можно делать, пусть выгоняют сами». См. Т. Н. Грановский. Биографический очерк А. Станкевича. М., 1869. Ст. 237, 239.
61
Пораженный беззастенчивыми хищениями администрации, Грановский пишет с юга 19 сентября 1855 г.: «Еще год войны, и вся южная Россия разорена, надобно самому съездить да посмотреть, что там делается. Когда правительство требует рубль, местное начальство распорядится так, что заставит народ заплатить втрое, и все это бессмысленно и подло». Не лучшие порядки застал он и в Москве в передовом дворянском сословии. Из Москвы он писал: «Трудно себе представить что-нибудь более отвратительное и печальное. Я не признавал большого патриотизма и благородства в русском дворянстве, но то, что я слышал, далеко превзошло мои предположения. Богатые или достаточные дворяне без зазрения совести откупались от выборов; кандидаты в должности начальников дружин еще до избрания проповедывали о необходимости предоставить начальникам ополчения обмундировку ратников и не скрывали своих видов на поправление обстоятельств, и при этом такая тупость, такое отсутствие понятия о чести». Единственно, что утешало Грановского среди оргии «благонамеренного казнокрадства», это встреча с бывшими его слушателями в составе нижегородского ополчения. Он узнал от них, что «ни один из воспитанников Московского университета не уклонился от выборов; все пошли, зато другие смеялись над ними». «Я гордился в эту минуту, – добавляет Грановский, – званием профессора Московского университета». См. н. биогр. очерк. 282, 292. Вот каковы оказались плоды тех «развращающих лекций» западнического направления, на которые писали доносы «патриоты своего отечества», факультетские товарищи Грановского из славянофильского лагеря. В одном «патриотическом» послании в стихах, появившемся
