по его ладони.
Но тут произошел конфуз – клочок пластбумаги приклеилась к его руке.
Он повторил попытку – но тщетно. Кок отчаянно затряс кистью, пытаясь стряхнуть бумажку.
Шли минуты, а треклятая метка не отлипала.
Наконец, сконфузившему Такомбе удалось стряхнуть бумажку в руку капитана.
На обратной стороне ее, на уже пожелтевшем слегка клочке были отпечатаны три слова: «продукт следует выбросить».
– Ты испортил свою поваренную книгу, – стараясь сохранять ровное выражение лица, произнес Хукк, саркастически усмехаясь.
Но у него это плохо получилось. И все словно впервые увидели, что их капитан – капитан грозного корсара – это всего лишь немолодой низкорослый толстяк с заметным брюшком, круглой физиономией и оттопыренными ушами, чем-то похожий на плюшевого медведя.
Уловив общее настроение, Флайнт решил что пора заканчивать комедию.
– Задниц, Поппер, вперед, – распорядился он. – Доставить… бывшего капитана в изолятор!
– Доберман, Боберман, – заступить на охрану изолятора! Никого не впускать без меня, в разговоры с арестованным не вступать! Вып-олнять!
Двое амбалов из абордажной команды подхватили Хукка за руки, и потащили его по коридору, туда, где в бывших салонах третьего класса была оборудована тюрьма.
Переворот закончился быстро и бескровно.
Императорский дворец, гостевое крыло.
– Этого не может быть! – Скажи, что это не правда… – выдавила, наконец, Милисента, когда прошло минуты две после того, как Аурелия замолчала. – Это ведь не правда?! – Ну, скажи, что ты молчишь!! – Милисента сорвалась было на крик, но тут же сорвала голос, и закончила хриплым шепотом. – Ты ведь пошутила?
– Увы, ваше высочество! – печально произнесла заместитель коменданта. – Если бы это оказалось шуткой, то я бы первая была этому рада не меньше вас. И сами посудите – разве я бы посмела так шутить с вами?
– Что делать, Милисентушка, – вдруг всхлипнула Сара. Такова, видать, судьба твоя. Уж и не знаю – что там было, и чем особым ты тут свою матушку прогневила, а делать нечего. Переживи уж. Не голову, в конце-то концов, рубят…
– Когда? – спросила Милисента спустя еще минуту, и голос ее дрожал и хрипел, словно она сейчас разрыдается. Но глаза ее были сухи.
– Завтра, в это же время, – выдохнула Аурелия. Сами знаете – все такие приговоры приводятся в исполнение ровно через сутки после их объявления.
Прошу ваше высочество, не винить меня – я лишь передаю вам волю…
– Знаю, – как то преувеличенно-спокойно бросила Милисента. А теперь – оставь меня. Оставьте меня все. Ты сказала, я выслушала.
Их ухода она почти не заметила.
Может быть от нее ждали истерики и слез, но глаза ее по прежнему оставались сухими.
Слишком невероятным было то, что уготовила ей мать-императрица.
