получил сообщение с Цай-Шэнь незадолго до того, как планета погибла.
Не правда ли, странно, насколько бесстрастно и отстраненно воспринимаем мы величайшие катастрофы в истории – как далекий гром. Описание одной-единственной смерти древнего короля становится трагедией, а геноцид можно понять только с помощью статистики. Я никогда не покидал свой родной Делос, никогда не видел Цай-Шэнь. Для меня это было всего лишь название. В словах Гибсона содержался груз миллионов смертей, но ни одна из них не легла на мои плечи. Возможно, вы решите, что я чудовище, но мои молитвы и мои действия не могли воскресить этих людей или погасить пламя, поглотившее их планету. Точно так же, как не могли исцелить мужчин и женщин, искалеченных Капеллой. Какой бы силой я ни обладал как сын своего отца, она простиралась лишь настолько, насколько мне было позволено. Я встретил новость без траурных речей, и первоначальный шок сменился безучастным принятием факта.
В глубине моей души проснулось что-то холодное и расчетливое, и я сказал:
– Они прилетят за новыми запасами урана.
Заговорил совсем как отец.
Призрачная улыбка на лице схоласта подтвердила мою правоту еще до того, как он сам это признал.
– Очень хорошо!
– Ну а что еще это может значить?
Гибсон шумно заерзал в кресле, кряхтя и словно бы жалуясь на жизнь.
– С уничтожением Цай-Шэнь дом Марло становится крупнейшим лицензированным поставщиком урана во всем секторе.
Я сглотнул слюну и подпер рукой подбородок:
– Значит, они хотят заключить сделку? На шахты?
Гибсон не успел сформулировать ответ, как у меня в голове возник еще более мрачный вопрос, который я не смог бы задать на лотрианском и поэтому прошептал:
– Почему мне не сказали об этом?
Схоласт не ответил, но я вспомнил его первые слова и выдохнул:
– Приказ.
– Da, – кивнул он, пытаясь снова втянуть меня в разговор на лотрианском.
– Именно мне? – Я резко выпрямился. – Он приказал не говорить именно мне?
– Нам было велено не сообщать новость никому, кроме тех, кто имеет допуск службы пропаганды, или по личному разрешению архонта.
Я встал и, позабыв обо всем, продолжил на галстани:
– Но, Гибсон, я ведь его наследник. Он не должен… – Я запнулся, поймав на себе разгневанный взгляд наставника, и вернулся к лотрианскому: – Такое нельзя скрывать.
– Не знаю, что сказать тебе на это. Честное слово, мой мальчик, не знаю, – плавно перешел он на джаддианский, оглянувшись на окно, за которым мимо витражных стекол проходили по лесам строительные рабочие.
Если бы я вытянул шею, то смог бы увидеть за крепостной стеной серые просторы Океана Аполлона, простирающиеся на восток до самого изгиба мира.
– Продолжай вести себя так, будто ничего не слышал, а сам готовься. Ты ведь понимаешь, на что будет похожа эта встреча.
Нахмурившись, я втянул одну щеку и вслед за Гибсоном перешел
