произведение в восемь лет, родился не в Польше, а в Германии, его слава была бы еще более ошеломляющей. Что может сравниться с его вальсами? В них так явственно ощущается связь между его обычной жизнью и музыкой – его лирическим дневником.
Анна замедленными, плавными движениями, в такт музыке, мыла посуду, Марина Петровна аккуратно вытирала ее белым вафельным полотенцем.
– Ну, вот, Анечка, глаза боятся, руки делают, – улыбнулась она.
Анна собрала все цветы из ваз и банок в огромный букет и протянула ей.
– Не надо! – вскрикнула Марина Петровна, заставив Анну вздрогнуть от неожиданности, и, опустив глаза, добавила: – Простите, Анечка, но я ведь не люблю цветы. Я никогда никому об этом не говорила… – Она тяжело опустилась на стул. – Это случилось сорок два года назад… Вы еще даже не родились… Но я помню все до мельчайших подробностей. – Говорила она спокойно, но чувствовалось, что ее сотрясает дрожь. – Мы познакомились с Николаем в университете, в самом начале учебного года. Боже мой, как я тогда была счастлива! Поступила на исторический факультет – и буквально летала! Мы с подругой снимали комнату в одном из арбатских переулков, по тем меркам это была роскошь… Коммунальная квартира, перенаселенная, такой, знаете, огромный коридор с разветвлениями… На стенках – велосипеды, тазы, а в уборной у каждой семьи свое сиденье на унитаз, своего рода гигиена… – Марина Петровна улыбнулась. – Соседи были совершенно потрясающие, такие типажи… Тетя Шура, дородная женщина, полуграмотная. Как она писала! Прямо берестяные грамоты: все буквы подряд, без пробелов и запятых, ее письмена приходилось буквально расшифровывать… Зато добрая! Подкармливала нас. Сама в столовой работала поваром, приносила в судках борщ, кашу, а иногда – настоящие киевские котлеты… Это была еда!.. Еще одна соседка держала в сарайчике напротив петуха и кур… Каждое утро у нас начиналось – как и положено! – с кукареканья. У входной двери висел телефон, а стена вокруг густо исписана цифрами… Марина Петровна посмотрела на Анну и сказала удивленно: – Знаете, некоторые номера я помню до сих пор… – Помолчала. Потом продолжила: – Николай… заканчивал археологическое отделение, собирался в экспедицию на Урал. Я с ним столкнулась случайно, в дверях «гэзэ», так студенты называли главное здание… Он буквально сбил меня с ног! Извинился, попросил разрешения проводить… А какой красавец! Темные зачесанные назад волосы, светлые глаза, ямочки на щеках, широкие плечи… Он был родом из Сибири, и говор у него был необычный, немного окающий. Ах, как мне нравилось его слушать!.. Мы столько времени проводили вместе, бродили по улицам и говорили, говорили… Бывало, зайдем в кинотеатр, а на билеты денег нет, так мы немного потолкаемся у кассы, погреемся – и снова на улицу… Знаете, Анечка, Николай был влюблен в Москву. И хотя прожил здесь всего несколько лет, отлично знал город. Например, научил меня правильно любоваться радиобашней на Шаболовке… Сейчас по ночам эту ажурную башню, которая днем практически не отбрасывает тени, подсвечивают
