глинобитных мазанок. Смешанный с глиной и половой, он хорошо «держал углы», не размокал в сезон дождей. Бездомные попрошайки осаждали все постоялые дворы, харчевни, магазины; толпились у портняжных и обувных мастерских, возле больших и малых кузниц, где изготавливались обручи для бочек, ковались подковы и гвозди. В воздухе висел угарный чад, с ним соседствовали звон наковален и чужая брань молотобойцев. Между крохотным базарчиком, примкнувшим к Южному подворью, и длинным лабазом, забитым всякой всячиной, начиная от овечьей шерсти, сваленной в тюках, и заканчивая медом в банках, облепленных мухами, находилась лавка древностей и ювелирных украшений. Там продавались ваньки-встаньки, куклы-неваляшки и матрешки в виде толстых нарумяненных сановников и миловидных красоток с белыми лицами. С утра до вечера возле ворот посольства толпились офени и лотошники, торговавшие китайским чаем, табаком и спичками.
От рассвета до заката не смолкали голоса торговцев снедью: жареными утками, индейками и поросятами. Казакам то и дело предлагали купить «парную» телятину, от которой несло падалью, и снулую рыбу с черными жабрами. Креветки, крабы, горы яблок, пирожки и орехи, ватрушки и семечки, лущеный горох и сырые каштаны, перепелиные яйца, дыни и бутыли с мутной водкой «ханкой» – всё это возвышалось, громоздилось, рассыпалось и благоухало, продавалось и выменивалось на часы. «Щасы, щасы, – прищелкивали пальцами торговцы, – тики-таки».
Попов объяснил, что в Пекине мода на часы: повальная, безумная, неистребимая. Обладатель часов – обладатель сокровища. Нет ни одного царедворца, нет ни одного уважающего себя чиновника, которые бы по примеру богдыхана не коллекционировали часы – самых различных конструкций. Жизнь человека связана со временем. С неукротимым движением солнца и луны. «Чтобы чего-нибудь добиться, надо любить то время, в котором живешь, – говорили китайцы. – Иначе нас полюбит смерть». Словно в подтверждение этого, время от времени мимо посольства проходила похоронная процессия. Её участники, все как один, были в красивых белых одеждах. Горестные стенания перемежались радостным смехом: покойник ушел от страданий. Буддийские монахи били в бубны и монотонно гнусавили горькие слова молитвенного песнопения – сочувствовали живым.
Игнатьев уже знал, что многое в Китае – наособицу. Вот и цвет скорби – белый, а не черный. Красный цвет – это цвет бессмертия, красная одежда – одежда господ, а синяя, темная – одежда подчиненных, слуг. Это так же неоспоримо, как и то, что маньчжуры династии Цин пришли к власти и стали управлять Китаем в 1644 году. Это так же незыблемо, как незыблемы девять почетных регалий, девять атрибутов власти, символов удельного князя: экипаж, запряженный конями, парадное платье, музыканты, красные ворота, красное крыльцо дворца, свита, лук и стрелы, топор и секира. Это так же необходимо, как необходимо каждому смертному оставить после себя цветущий сад. Помимо прочих добрых дел, помимо прочих…
Чувствуя, что солнце припекает, Николай
