никто никогда ясно не представлял себе всю опасность положения, в котором оказалась страна в результате удовлетворения несправедливых территориальных претензий по отношению к своим соседям – России и Германии. Польша насчитывала 35 миллионов граждан, из которых поляков опять-таки было всего 22 миллиона, а остальные 13 миллионов принадлежали к немецкому, украинскому, белорусскому и еврейскому меньшинствам, подвергавшимся дискриминации без каких либо национальных различий[43].
Наряду с этим Польша, полагавшаяся на союз с Францией в годы, когда армия Германии (и Советского Союза) была ослабленной, видимо, слишком долго предавалась мечтам о возможности нападения на Германию. Одни собирались внезапно напасть на изолированную Восточную Пруссию или – за что активно выступил Польский повстанческий союз – на немецкую Верхнюю Силезию, другие же настаивали на том, чтобы даже предпринять марш на Берлин, будь то по кратчайшему пути через Познань и Франкфурт-на-Одере или, после захвата Верхней Силезии, путем нанесения удара западнее Одера на столицу рейха.
Правда, подобные мечтания стали беспочвенными уже после строительства немецких укреплений на дуге Одер – Варта, а позже и благодаря перевооружению Германии. Однако агрессивные планы такого рода еще не совсем выветрились из голов польских политических и военных деятелей, которые продолжали надеяться на одновременное наступление французской армии на Западе. Во всяком случае, описанный выше план развертывания польской армии, хотя он вначале и был рассчитан в общих чертах на оборону, допускал предположение о том, что он оставляет одновременно открытой возможность на более поздней стадии – как только придет на помощь Франция – начать наступление.
Польский Генеральный штаб еще не имел своей подкрепленной многолетним опытом военной доктрины. Вообще говоря, польскому темпераменту больше соответствовала идея наступления, чем обороны. Романтические представления минувших времен, по крайней мере, подсознательно, еще сохраняли свою силу в головах польских солдат. Я вспоминаю картину, на которой был изображен маршал Рыдз-Смиглы на фоне атакующих польских кавалерийских эскадронов. С другой стороны, вновь созданную польскую армию обучали французские инструкторы. От них она вряд ли могла получить импульс для быстрого, гибкого управления операциями; скорее она могла позаимствовать опыт ведения позиционной войны, который приобрел господствующее положение в умах французских военачальников со времен Первой мировой войны.
Таким образом, можно предполагать, что в основе плана развертывания польской армии, кроме желания «ничего не отдавать», вообще не было никакой ясной оперативной идеи. Существовал лишь компромисс между необходимостью обороняться от превосходящих сил противника и прежними заносчивыми планами наступления. При этом польские генералы одновременно находились в заблуждении, считая, что немцы будут вести наступление по французскому образцу и что военные действия быстро примут застывшие формы позиционной войны. Интересным в этой связи является секретное сообщение,
На сентябрь 1939 г. население Польши составляло 35,1 млн человек (это оценка, последняя перепись 31 декабря 1938 г. дала результат 34 849 000 человек). Это население по национальному составу делилось следующим образом: поляки – 23,4 млн, белорусы и украинцы – 7,1 млн, евреи – 3,3 млн, немцы – 0,7 млн, чехи – 0,12 млн, литовцы – 0,1 млн, прочие – 0,08 млн. –
