губами: «Помни…» – и что-то ещё, я не разобрал.
Ей дали пятнадцать лет строгача. Она торговала коксом на Юго-Западной.
Я помню Её цветочный запах. Помню.
Путь самурая
Я сидел на «вокзале» одной из общих хат первого корпуса Бутырки и затачивал супинатор своих свежеразобранных ботинок. Супинатор был дрянной, сырой стали и невероятно толстый. Но времени у меня было очень много, а дел очень мало, поэтому супинатору просто суждено было стать ножом-пёрышком для моих гастрономических нужд по разделке «всего, что с витамином ЦЕ» (мясце, сальце, масляце, цебульки).
Рядом маячил парень с немецкой фамилией и дикой для этих мест прической. С полувзгляда было видно, что он – первоход, никогда не сидел в тюрьме. Он умно говорил об относительности времени: «Время не относительно. В тюрьме оно безотносительно к окружающему космосу… Только вновь прибывшие «с воли» ещё несут на себе заряд «относительновременности», но постепенно он стирается и становится почти равен нулю».
…Маски-шоу ворвались в хату под прикрытием раздачи баланды. Здоровенные парни в камуфляже и чёрных масках, с дубинками и электрошокерами. С дикими завываниями и кряхтеньем ударов они пронеслись по продолу в сторону решётки и рассредоточились по камере. Опытные зэки кинулись на пол, закрывая голову руками, я попытался зарыться в матрасы, валяющиеся кругом, и тут же получил по «башне» дубинкой, успокоился и начал созерцать…
– Все на выход, – зарычала маска. – Бегом, не подымаясь. Марш!
Быстрее и доступнее объяснить, что требовалось, никто не смог бы лучше. Народ скоренько, как ручеёк, потянулся к расщелине выхода. Каждого выбегающего провожал вдогонку удар дубинкой крупногабаритного омоновца, прикрывавшего тормоза.
Старый Ефрем, бомж и алкоголик, пробегая мимо омоновца, споткнулся и упал. Кувыркнувшись в полёте, он разлегся на спине прямо возле его ног, обутых в крепкие казённые берцы, и время будто замерло… Замах дубинкой, дикий взгляд вертухая… Вот сейчас он ударит, голова треснет, как дыня, и потечёт квас, который, как известно, вместо крови у таких, как старый Ефрем.
– Ы-ы-ы! – зарычал вертухай-убийца.
– Добей меня, сынок, – смиренно, с улыбкой дзенбуддиста и просветлением в голосе пробурчал Ефрем. Было заметно, что он испытал сатори, сравнимое для него только с портвейном «три топора» в тёплом подвале.
Мент от неожиданности даже икнул. Через секунду смеялась вся хата, смеялись безликие маски, смеялся дед Ефрем…
Обыск отменили, маски ушли, а деда долго ещё угощали сигаретами, чаем и тем, в чём есть витамин ЦЕ.
Дорогая пропажа
Неожиданно пропал Мавроди. Он сидел через две камеры от меня и на один этаж выше…
Который из братьев Мавроди это был, я не знаю, скорее всего – Владимир. Возвращаясь от адвоката к себе, я заглянул в глазок его камеры и увидел неряшливого человека в адидасовском костюме,
