В смысле... прости меня за эти слова!
Но он ударил меня снова, так же яростно, как и в первый раз.
– Господин, ну пожалей же меня. Я совсем запутался! – закричал я.
Он опустил руку на еще горевшее от удара место, и я решил, что вот теперь он точно изобьет меня до потери сознания.
Но его пальцы лишь ласково сжали мою кожу, не разорванную, а просто слегка горячую, как после первых ударов хлыста.
Я снова почувствовал прикосновение его губ к моей левой икре... кровь... язык... По всему телу разлились приятные ощущения, и я беспомощно ловил ртом воздух.
– Мой господин, Мастер, я люблю тебя.
– Хорошо-хорошо, но в этом ничего необычного нет, – прошептал он, не переставая целовать мои ноги. Он слизывал кровь. Я содрогался под его рукой, лежащей у меня на ягодицах. – Вопрос в том, Амадео, почему я тебя люблю? Почему? Зачем мне понадобилось идти в тот вонючий бордель посмотреть на тебя? Я по природе сильный... какой бы ни была моя природа...
Он жадно поцеловал большой шрам на моем бедре. Я чувствовал, как он высасывает из него кровь, слизывает ее языком, а потом в рану потекла его кровь, сотрясая все мое тело. Я ничего не видел, хотя, как мне казалось, глаза мои оставались открытыми. Я хотел удостовериться, что это действительно так, но ничего не мог разглядеть – только золотистый туман.
– Я люблю тебя, очень люблю, – сказал он. – Но почему? Да, ты сообразительный, да, ты очень красивый, а внутри тебя скрыты опаленные останки святого!
– Господин, я не понимаю, о чем ты говоришь. Я никогда не был святым! Никогда! Я не считаю себя святым! Я жалкая, непочтительная, неблагодарная тварь. О, я тебя обожаю. Как же это восхитительно – беспомощно сдаться на твою милость!
– Прекрати издеваться.
– Да у меня и в мыслях не было издеваться! Я стремлюсь высказаться, поведать правду... Я хочу быть рабом правды, рабом... Я хочу быть твоим рабом.
– Нет, ты, похоже, действительно не издеваешься. Ты говоришь то, что думаешь. Однако сам не понимаешь, насколько это абсурдно.
Он закончил свое продвижение. Мои ноги напрочь утратили прежнюю форму, ту, которая существовала в моем затуманенном сознании. Я мог только лежать и содрогаться от его поцелуев. Он опустил голову на мои бедра, на все еще не остывшее после шлепка рукой место, и вдруг я почувствовал, что его пальцы коснулись самых интимных моих органов.
Мой член твердел в его руке, твердел от вливания его жгучей крови, но еще больше – от присутствия во мне молодого мужского начала, так часто смешивавшего по собственной воле наслаждение с болью.
Он становился все тверже и тверже, я метался под тяжестью головы и плеч Мастера, пока в конце концов в его скользкие пальцы безудержными, безостановочными толчками не хлынул бурный поток.
Я приподнялся на локте и оглянулся на него через плечо. Он выпрямился и сидел, уставившись на прилипшую к пальцам жемчужно-белую сперму.
– Господи Боже, ты этого добивался? – спросил я. – Увидеть в своих руках
