в нем. Она любила говорить:
– У тебя, Иришка, есть муж и дети, а у нас с Вовкой только мы, и больше никого.
– А я?
– А я же говорю: у тебя муж и дети.
У них – Ириных младшеньких – и правда никого не было, зато было то, что делало их связь еще прочнее, понятнее. Они могли часами делиться друг с другом планами, задумками. Саша показывала Вовке эскизы, и он легко представлял конечный результат, а Ира видела лишь карандашные линии на белой бумаге.
– Ну как же ты не можешь понять? Здесь шляпка, здесь локоны. Ир, неужели не видишь? Саш, а из чего волосы делать будешь?
– Наверное, из пряжи. В этом образе важна натуральность.
– Согласен. Хлопок или шерсть?
– Скорее шелк.
– Точно, как я не догадался?! Ир, ну теперь взгляни. Вот же шелковые нити волос, а тут глаза, и платье, смотри, вразлет. Я прям вижу эту Офелию, а ты?
– Да-да, кажется, я тоже начинаю что-то представлять…
– Врешь, – Вовка радостно гоготал, – ты же не видишь утопленницу.
Ира тоже улыбалась. Подумаешь, не рассмотрела утопленницу на бумаге! А зачем ей это? Она утопленницу каждый день в зеркале видит.
Вовка легко сочинял песни, и когда исполнял их сестрам, Ира просто слушала голос брата, а Саша вслушивалась:
– Здесь надрыва слишком много. Ни к чему это, у тебя и так текст душу переворачивает, а крик только смазывает впечатление. А в этом месте лучше ускорить темп, иначе мелодия получается какой-то затянутой, нудной.
Ира недоумевала: зачем она это делает? Зачем обижает брата? К чему придирается? А Вовка лишь радовался замечаниям, благосклонно принимал критику:
– Умница ты моя! Что бы я без тебя делал? Вот слушай: так лучше будет?
И снова пел. Ире казалось, что ничего не изменилось ни в голосе, ни в нотах, а Саша благосклонно кивала, и Вовка, откладывая гитару, радостно соглашался:
– Да, ты права. Я произведу фурор в гараже!
– Ты произведешь фурор во всем мире!
Ира многозначительно хмыкала: для чего, спрашивается, тешить человека бесполезными иллюзиями? Если у Саши получилось прыгнуть выше головы, это еще не значит, что всем по силам покорять высоты. Зачем за уши тащить человека к вершине, если ему комфортно у подножия? Она всегда считала, что брат был искренне счастлив тем, что имеет: стабильная работа в автомобильном салоне, обеспечивающая такие недешевые хобби, как спортивные мотоциклы и музыкальная группа, тесный круг единомышленников, собирающихся в гараже, песни, обнажающие душу. Так ли уж необходимо обнажать душу перед массами? Ира скорее умерла бы, чем на это решилась. Вот Саша привыкла, наверное, к тому, что критики, рассматривая ее работы, выносили вердикт, в каком состоянии находился автор, выполняя ту или иную модель, а Ира ни за что не согласилась бы, чтобы ее так пристально изучали, направляли на нее
