решила, что если женился, то и фиг с ним. Сам виноват, променял Кирочку на какую-то стерву… и называл стерву ласково, Танюшей.
– Алешеньке скоро четыре… день рождения…
– И что?
Он тянул ее по дорожке, выложенной плиткой, мимо роз, рододендронов, гортензий и клематисов, мимо синих аконитов и ядовитой клещевины с нарядными багряными листьями, мимо кленов и вязов, кустов сирени и первых петель винограда, что лишь примерялись к стене.
– Если бы ты пришел…
– Зачем? – Сергей остановился около беседки. – Вот скажи, на что ты надеешься? Я люблю свою жену, тебе понятно?
– Да.
Они стояли рядом, но не вместе. Снова держались за руки, но не было в этом жесте и тени близости.
– Тогда чего ты от меня хочешь? Денег?
Наверное, если бы он спросил про Алешеньку, какой он, похож ли на него, здоров ли… любую мелочь, Кирочка не ответила бы:
– Да.
– Сколько? – деловито уточнил Сергей.
– Пятьсот, – Кирочка посмотрела на дом, громадина которого застила солнце. Пилястры, портики, горгульи. Белый мрамор. Витражи. Крыша в чешуе-черепице.
– Пятьсот долларов. В месяц.
– Хорошо, – сказал Сергей. – Но здесь ты больше не появляешься. Ясно?
Кирочка дала слово и держала его. Но сегодняшний случай – особый. Она и так ждала долго, мучась сомненьями, и отступила бы, когда б не Алешенька. Все, что делается – делается ради него.
Чтобы он, когда Кирочка умрет, не остался один.
И Кирочка решительно потянула чемодан к воротам. А навстречу вышла рыжая девушка и спросила:
– А вы тоже сюда, да?
Глава 5
Дом и люди
Людей прибывало, и дом, в отличие от Саломеи, радовался незваным гостям. Он тянулся, подбирая оборки лепнины, пряча пыль в потоках света и разукрашивая этот свет медовой акварелью витражей.
Но почему в доме с голубями нет голубей?
Саломея обходила комнату за комнатой, не стесняясь, разглядывала вещи, трогала, брала в руки, нюхала. От некоторых воняло плесенью, другие источали тонкий аромат сухих трав и древности, третьи и вовсе не имели запахов.
Ревнивым цепным псом ходила по следу Мария Петровна, уставшая ругаться, но преисполненная опасений. Опасения она озвучивала, хотя дом глушил брезгливые ноты в ее голосе, делая его почти приятным. И Мария Петровна, злясь на дом и Саломею, боролась с обоими на свой манер. Вооружившись массивным блокнотом в кожаной обложке, она методично описывала содержимое каждой комнаты.
Ради интереса Саломея заглянула в записи.
«Люстра хр. – 1. Стул дерев. с роз. обив. – 4. Столик туалет. – 1…»
– Люстра – новодел, – пояснила Саломея, хотя ее, конечно, не спрашивали. – И не хрусталь это, а стразы от Сваровски. Столик – английский, конца девятнадцатого века, инкрустация сандаловым деревом. Очень ценная вещь.
Мария
