Парень, кажется, силен и ловок – такого можно хорошо продать. Что? Он ударил Мехмеда? Так тому и надо – не будет подставлять свою глупую рожу.
Со всех сторон гремели цепи – невольников снова разбивали в пары, навешивая на каждого вырубленное в лесной стороне бревно. А вокруг расстилалась голубая от трав степь, без конца и без края. Такое же безбрежное блекло-синее небо нависало над степью исполинским сверкающим на ярком солнце блюдом. В караване Хаимчи-бея кроме рабов были еще и верблюды, и запряженные волами повозки с товарами, видать, купец неплохо прибарахлился, скупая награбленное у воинов Улуг-Мухаммеда.
И снова путь, и обжигающие плети надсмотрщиков, и зной, и потрескавшиеся от жажды губы. Идти стало труднее – жарко, и многие пленники просто падали в обморок. Таких поднимали плетьми, а если не помогало – безжалостно рубили саблями. Как пояснил еще утром Ондрейка – работорговец получит хорошую прибыль, даже если дойдет всего одна десятая часть. Дерево – те бревна, что несли невольники – пожалуй, ценилось куда дороже жизни рабов.
Да уж, вот тебе и сон… Обходя зарубленного подростка, Лишка почувствовал, что его сейчас вырвет. И вырвало бы, если б было чем. Та черствая лепешка, что досталась рабам вчера, похоже, переварилась в животе без остатка.
– Вперед! Вперед, подлые собаки! – визгливо подгонял главный надсмотрщик – высоченный верзила в белом бурнусе. – И не вздумайте останавливаться, гнусные сыны Иблиса! Ибо тогда точно попадете в ад! Ха-ха-ха!
Надсмотрщик весело засмеялся над собственной шуткой. Лешка почувствовал вдруг, как бревно чуть вильнуло… а вот уже – и не чуть. Бредущего впереди Ондрейку явно шатало!
– Эй, эй, парень! – улучив момент, произнес Лешка. – Ты что? Плохо тебе? Шатает?
Отрок ничего не отвечал, но и так было видно: плохо.
Да-а. Вот тебе и Кафа, вот тебе и сапожная мастерская, предприниматель чертов. Вот упадешь, живо вспорют саблей живот – да бросят умирать в жутких мучениях, истекая кровью. Как ту девчонку, как того старика, как… Нет уж, друг, держись!
– Слышь, Дюшка! – Лешка дождался, когда надсмотрщик отъедет вперед. – Ты обопрись на бревно… Ну вот, так, словно об стену… Как будет шатать – так и делай.
Невелика, конечно, помощь, но хоть что-то, другой нет. Иногда и не такой мизер спасает жизни.
Лешка почувствовал, что идти стало куда как трудней, еще бы! Он сейчас тащил груз как бы за двоих – за себя и за отрока, хорошо хоть тот весил не много. И все же было тяжело. И горячий пот затекал в глаза, и болели мускулы, а в горле давно уже пересохло, и каждый шаг давался с неимоверным трудом.
Мы верим, что есть свобода, —
тихо пел Лешка.
Пока жива мечта…
Песни «Арии», по сути, спасали сейчас ему жизнь. И не только ему.
Древние рощи полны голосов,
Шепота трав и камней…
А солнце жарило, палило, слепило, и сгоревшая на спине кожа отваливалась клочьями, а в голове шумело, как после хорошей выпивки.
К
