на меня.
– Я в порядке. – Он с трудом встал на ноги. Голова кружилась, слабость словно щупальцами опутала все его тело. Он настолько обессилел, что даже не почувствовал стыда, когда Лили чуть ли не понесла его обратно в фургон.
– Не волнуйся ни о чем, куколка моя. Тебе просто надо лечь и немного отдохнуть, вот и все.
– Да, мэм. – Он и сам хотел лечь. Может, так ему будет легче умереть.
– Ну-ка, не надо звать меня «мэм», золотце. Зови меня просто Лили, как все остальные. – Она зажала его под мышкой, открывая дверь фургона. – Ложись прямо на кушетку, а я принесу тебе холодное полотенце.
Застонав, он упал лицом вниз и от всей души пылко взмолился, чтобы его больше не рвало.
– Сейчас, сейчас, малыш. – Вооружившись влажным полотенцем и тазиком – на всякий случай, – Лили опустилась на колени рядом с ним. – Скоро тебе станет лучше, вот увидишь. У меня был брат, которому тоже стало плохо, когда он впервые закурил, – она говорила с ним, как с больным, тихим, успокаивающим голосом, который так естественно получается у некоторых женщин. – Но он быстро поправился.
В ответ Люк издал только слабый хрип. Лили продолжала что-то говорить, прикладывая влажное полотенце к лицу и шее мальчика.
– Тебе надо отдохнуть, закрой глаза. – Она слабо улыбнулась, увидев, что он засыпает. – Вот так-то лучше, солнышко мое. Проснешься совсем здоровым.
Не в силах удержаться, она ласково пригладила его волосы. Они были длинными и густыми, мягкими, как шелк. Если бы у них с Максом мог быть ребенок, у него тоже были бы такие волосы, тоскливо подумала она. Но увы! Сердце ее переполняла любовь к детскому племени, но чрево было бесплодно.
У мальчика действительно красивое лицо, размышляла Лили. Кожа – золотистая от солнца и нежная, как у девочки. Под ней – крепкие тонкие кости. И эти ресницы. Она вздохнула еще раз. Все же, каким привлекательным ни был этот мальчик и как бы ее душа ни стремилась наполнить жизнь детьми, Лили не чувствовала уверенности, что Макс поступил правильно, взяв Люка в свою труппу.
Он не был сиротой, как Мышка. В конце концов, у этого ребенка была мать. Хотя собственная жизнь Лили была очень нелегкой, она считала невозможным, что мать не отдала всю себя, чтобы только защитить, укрыть, холить и нежить свое дитя.
– Поспорить могу, что она любит тебя до безумия, куколка моя, – прошептала Лили. Она прищелкнула языком. – Худой, кожа да кости. Смотри-ка, умаялся, вспотел – вся майка мокрая насквозь. Хорошо, сейчас мы ее с тебя снимем и постираем.
Она осторожно потянула майку вверх со спины. Ее пальцы застыли на влажной материи, изо рта вырвался короткий непроизвольный вскрик. Люк застонал во сне. Глаза Лили наполнились горячими слезами жалости и гнева, и она быстро опустила майку обратно.
Макс стоял перед зеркалом, установленным на сцене, и репетировал свои фокусы, основанные на ловкости рук. Он смотрел глазами зрителей, как золотые монеты то появляются, то исчезают
