style="font-size:15px;"> Кэролайн послушно кивнула.
– Хорошо. – И тут же уцепилась за его рубашку. – Ты хочешь его застрелить?!
– Бог милостив; надеюсь, не придется.
Он по-пластунски, используя диван как прикрытие, подполз к середине комнаты и, задержав дыхание, преодолел открытое пространство. Добравшись до порога и решив, что он достаточно далеко от Кэролайн, чтобы в нее не попала пуля рикошетом, Такер крикнул:
– Остин, сукин сын, ведь в доме женщина!
– Моя дочь тоже была женщиной! – И еще одна пуля сорок четвертого калибра вдребезги разнесли стекло. – Я тебя убью, Лонгстрит! Настало время воздаяния господня! Я убью тебя, а потом раскромсаю на кусочки, как ты раскромсал Эдду Лу.
Такер прижал к глазам тыльную сторону руки.
– Но ты же не хочешь ранить леди.
– Не знаю, леди она или очередная твоя тварь-потаскушка. Бог направляет руку мою! Ибо сказано: «Око за око». Гнев господень испепелит тебя. Смерть во искупление грехов.
Пока Остин цитировал Священное писание, Такер на животе прополз через холл в кабинет, а очутившись там, схватил «ремингтон». Пока он потными руками заряжал ружье, к горлу подступала тошнота от мысли, что, наверное, придется пустить его в ход. Затем Такер подобрался к окну, отодвинул жалюзи и пролез в отверстие.
Следующий выстрел заставил его, пригнувшись и бормоча молитву, броситься в кустарник.
Остин занимал выигрышную позицию, стоя меньше чем в двух ярдах от крыльца и опираясь спиной о единственный клен. Пот катился градом у него по лицу, на спине хлопчатобумажная рубашка тоже взмокла от пота. Он взывал к Иисусу, подкрепляя молитвы и угрозы ружейным огнем. Все стекла по фасаду дома уже разлетелись в мелкие осколки.
Конечно, он мог ворваться в дом и сразу прикончить Такера. Но этого ему было мало. Он страстно и неотступно желал заставить его мучиться. Он больше тридцати лет ждал возможности отплатить кому-нибудь из Лонгстритов сполна. И вот наконец такая возможность представилась.
– Я отстрелю тебе яйца, Такер. Всю твою машинку отстрелю, коей ты так похваляешься. Воздам за все прелюбодею и развратнику! Отправишься в преисподнюю без своих причиндалов. И на то воля божья. Ты слышишь меня, язычник, грешник богопротивный? Ты слышишь, что я тебе говорю?
Такер даже испытал некоторое сожаление, когда приставил ствол ружья к левому уху Остина.
– Слышу, слышу, кричать нет необходимости… – Он надеялся, что Остин не заметит, как ружье дрожит в его руках. – Положи оружие, Остин, или я сейчас всажу тебе пулю в голову. Поверь, мне это будет нелегко. Ты-то умрешь, а вот мне придется выбросить свою почти новую рубашку.
– Я тебя убью! – зарычал Остин и попытался повернуть голову, но Такер ткнул ему ружьем в ухо.
– Только не сегодня. Сегодня ты этого не сумеешь. А ну-ка, отбрось ружье, затем отстегни пояс с ножом. Давай, только медленно и осторожно.
Остин все еще колебался, и Такер еще раз ткнул его в ухо. Ему вдруг привиделось нечто странное: как он протыкает стволом всю голову насквозь, и тот выходит
