о чем он подумал: да, тут происходят чудеса!
– Закройте дверь, будьте вы прокляты, здесь сквозняк!
Он машинально выполнил приказание, подчиняясь яростному окрику, однако не мог не возразить:
– У вас же открыты окна.
– Это тяга, глупец!
Больше она ничего не добавила, даже не удостоила его взглядом. Приникнув ртом к трубке, она принялась в нее дуть.
Роган наблюдал за рождением стеклянного пузыря, против воли завороженный зрелищем. В сущности, простейшая процедура, думал он. Только дыхание собственных легких да жидкое стекло. Пальцы ее играли на трубке, как на музыкальном инструменте, она поворачивала ее, вращала, снова поворачивала, борясь с силой тяжести и в то же время используя эту силу до той поры, пока не оставалась довольна получившейся формой.
Она совершенно не думала о вошедшем, не замечала его, погруженная в работу: выдувала, отрезала шеи пузырькам, наносила узоры на стекло особыми приспособлениями, делала еще десятки разных вещей, различных операций – и все это спокойно и хладнокровно, как если бы знала и определила заранее каждое свое движение, каждый вдох и выдох.
Потом, у печи, она втолкнула рожденный пузырь под слой расплавленного стекла, нагревавшегося там для второй плавки, которое она влила затем в деревянную форму, где то делалось тоньше и остывало.
Она терпеливо повторяла эту процедуру множество раз, и сейчас главную роль выполняли ее руки, в то время как в предыдущей операции основная работа осуществлялась с помощью дыхания.
Роган смотрел на все это, застыв у дверей. Зрелище было впечатляющим. В комнате стояла удушающая жара, несмотря на открытые окна. Он снял намокшее пальто, от которого, как ему казалось, шел пар.
Хозяйка, после того как обозвала вошедшего глупцом, больше не обращала на него никакого внимания, напрочь позабыв о его присутствии. Огромное кресло, по-видимому домашней работы, на котором она сидела, было утыкано гвоздями и крючками с висящими на них инструментами. Возле кресла стояли ведра с водой, песком, горячим воском.
Временами она вставала, чтобы подойти к печи, и тогда он пробовал заговорить, но звуки, похожие на глухое рычание, вырывались в ответ из ее горла, и Роган замолкал.
Ладно, говорил он себе, подождем, черт ее возьми! Час, два, сколько нужно! Если это существо, рожденное женщиной, в состоянии терпеть такую адскую жару и все эти запахи, выдержу и я.
Сколько прошло времени, он не знал. Он чувствовал себя как в театре, на захватывающем спектакле, когда не думаешь о часах и минутах, о жаре и духоте в зале.
Но вот изделие, над каким она трудилась, находится уже на понтии, длинном железном пруте стеклодува, с помощью которого она забрасывает его в электрическую печь для отжига. Включив регуляторы времени и температуры, она, по-прежнему не глядя на гостя, прошла к небольшому холодильнику, стоящему прямо на полу. Роган, не спускавший с нее глаз, увидел, когда она нагнулась,
