будто стальные наручники, обхватили предплечье и с силой вывернули прицел в небо.
Грохнул пистолетный выстрел. И в ту же секунду голос в автомобильных колонках пропал. Вместо него раздалось ровное, мощное гудение, которое можно, хотя и очень недолго, услышать, если по ошибке воткнешь антенну в сеть переменного тока. Теперь все разговоры по сотовому телефону в пределах двора и нескольких окрестных улиц временно недоступны. Хорошая у Прибалта машина, оборудованная.
– Я по телефону бил! – кричал Прибалт, извиваясь в бешенстве, не в силах вырвать руку с пистолетом из мертвой хватки Князя. Но вскоре понял, что это безнадежно, особенно, когда сквозь хриплое дыхание схватки, послышалось «придурок шепелявый». Князь обычно не допускает сильных выражений и если уж дело дошло до ругательств, значит оно серьезное. Но и берет себя в руки Князь тоже быстро.
– А если бы в голову? – спросил он негромко, и резким движением кисти стряхнул злополучный «Глок» в сугроб. Юшкаускас отступил на шаг, массируя запястье, и хмуря полуседые брови:
– Ты – ы-ы, – сказал он, растянув все согласные как только возможно: – Т – ты м – мен – ня…
Человек на другой стороне двора сидел в сугробе, уронив телефон и прикрыв голову руками. И сейчас ему особенно подходило имя “Цель”.
– Рыжий, – сказал Князь, сглотнув тягучую, токайского вкуса слюну, – мигни фарами привратнику. Мы сейчас уезжаем, если конечно Робертас не против.
– Т – ты меня…
– А потом подойди к человеку. Может, чем помочь надо, он же напугался, по нему же не каждый день стреляют. Может, его подвезти куда нужно, так у нас как раз свободное кресло.
Рыжий кивнул и пошел, хрустко ступая по мокрому снегу.
– Я н – не поним – маю… ты меня… – все еще не мог осознать сей прискорбный факт Прибалт.
Он бы на меня уже с кулаками накинулся, подумал Князь, только хватку почуял, не рискует. Меньше мне надо людей за руки хватать, хотя в данном случае неважно. Может быть, так получится даже лучше. Особенно хорошо, что Ленечки рядом нет. Ему все эти разборки смотреть рано.
– Да чего тут непонятного? – удивился Князь. Совсем не чинясь, он, к удивлению Прибалта, закатал рукав френча, и, присев на корточки, шарил в плотном снегу помятого, и забрызганного каплями пролитого вина сугроба. – Ты погорячился, Робертас. И я погорячился. Помаши рукой в камеру. Пусть нам откроют ворота. Сматываться пора.
– Не знал, что ты кого‑то боишься, Князь, – улыбался Прибалт криво, потому что рука еще болела, но смотрел он сверху вниз и довольно нагло: – думал, ты просчитал ходы заранее. Пешка на доске и все такое.
– Когда пешка доходит до последней черты, – спокойно ответил Князь, доставая из сугроба два комка снега – побольше и поменьше, – она может превратиться во что угодно. К этому тоже надо быть готовым.
Комок снега побольше он предупредительно вежливо протянул Юшкаускасу. Как
