«греческого возрождения» в начале XIX века вызвала у публики лишь неприязненное недоумение. Игрушечная и во многом примитивная архитектура храмов и портиков была превращена римлянами в стиль монументальной городской застройки – это они первыми применили настоящую арку, изобрели бетон, стали возводить купола. Маркиз де Кюстин, насмехавшийся в XIX веке над Санкт-Петербургом – дескать, стиль зеленых холмов и яркого неба перенесли к полярному кругу, – удостоверил собственное невежество. Петербург, конечно же, римский город: он не играет пейзажем, он сам им становится.
Это изобличение я могу, вслед за Линдом, продолжать довольно долго, но пора заглянуть в мораль. По мнению Майкла Линда, «неприязнь к римской цивилизации – это неприязнь к цивилизации вообще». Те, кто дорожит не просто западной цивилизацией, но цивилизацией как таковой, должны выступить в защиту идеи Рима.
У меня нет возражений против такого вывода, но невольно создается впечатление, что у автора внезапно кончились чернила. Слишком много собрано доказательств, и слишком лаконично обвинительное заключение. Автор, судя по всему, просто наигрался своей мыслью и отправился дальше. Идея тем временем принимает серьезный оборот, и обрывать ее на полуслове обидно.
Западная цивилизация по-прежнему играет в собственную игру и пока не торопится ее прервать. Греция, которую сочинили себе Винкельманн и его романтические последователи, никогда не была настоящей страной – просто утопической выдумкой, виноградно-маслинным раем, населенным атлетами, поэтами и демократами. Если бы Греции не было, ее придумал бы Руссо.
Реальные греки были, может быть, самым одаренным народом истории в области мысли и искусств. Но они были также в поразительной степени лишены именно тех талантов, которые для цивилизации наиболее существенны. В политическом и правовом отношении они были сущие дети: вся короткая история их независимости была чередой братоубийственных войн, пока не призвал к порядку пришлый македонец. Афины, эта легендарная колыбель демократии, оставались эксклюзивным клубом, куда иностранцам доступ был практически закрыт и где толпа на своих демократических сборищах выносила решение об изгнании любого, кто отклонялся, нравственно или умственно, от среднего арифметического.
Римляне, отлично сознававшие свой духовный долг перед греками, попытались взять над ними шефство, но в конечном счете были вынуждены перевести их на положение колонии для трудновоспитуемых. Что же касается самих римлян, то у нас есть масса свидетельств, в том числе показания того же Полибия, насколько их гражданские добродетели поражали гостей из-за Адриатики. И пусть эти добродетели были во многом легендой, а впоследствии вовсе выветрились, они легли в основу будущего шедевра социального творчества – правового государства.
Бесполезно выяснять, действительно ли Гомер лучше Вергилия, хотя в свободное время я поговорил бы и об этом. Но при всей любви к искусству греки так никогда
