лабораторных занятий, искусственных препятствий и смоделированных ситуаций. Она не удовлетворится, пока не узнает все на практике.
Она в хорошей форме, напомнила себе Рина. Она много работала, чтобы нарастить мускулы на свои тонкие кости. Такие мускулы, которые пронесли бы ее в полной выкладке вверх и вниз бегом по шестиэтажному дому.
Она заслужила это право на попытку завоевать уважение мужчин и женщин, сражающихся с огнем на переднем рубеже.
– Ты не обязана это делать, ты же знаешь.
Рина повернулась к Джону Мингеру.
– Нет, обязана. Ради себя. А самое главное, я сумею это сделать.
– Не самый лучший способ провести прекрасное воскресное утро.
Вот тут он был прав. Но речь шла о ее миссии и даже, хотя она не смогла бы этого объяснить, о ее награде.
– Солнце будет светить по-прежнему, когда я выйду. Птички будут петь. – Правда, Рина надеялась, что сама она станет другой. – Со мной все будет в порядке, Джон.
– Ну, если с тобой не все будет в порядке, твоя мать с меня голову снимет.
Он перенес вес на другую ногу, изучая лабиринт. Ему было уже под шестьдесят.
Морщинки вокруг глаз от вечного прищура стали глубже.
Он верил в эту девочку, по-отцовски гордился ее успехами, восхищался тем, с каким упорством она идет к своей цели. Но он не мог не тревожиться.
– Никогда не видел, чтобы кто-то тренировался с такой же свирепостью, как ты.
На ее лице промелькнуло удивление, тут же сменившееся улыбкой.
– Приятно слышать.
– Ты многого добилась за эти несколько лет, Рина. Тренировки, обучение, работа. – Втайне он спрашивал себя: может быть, искра, вспыхнувшая в ней одиннадцать лет назад, разгорелась ярким пламенем в тот день, когда погиб в огне парень, которого она любила? – Ты быстро продвигаешься.
– А почему я должна двигаться медленно?
Как объяснить двадцатидвухлетней девушке, что у нее вся жизнь впереди и эту жизнь нужно не просто проживать, ею надо наслаждаться?
– Ты еще слишком молода, милая.
– Я справлюсь с лабиринтом, Джон.
– Я говорю не только о лабиринте.
– Знаю. – Рина поцеловала его в щеку. – Это метафора той жизни, в которую я вступаю. Это то, чего я хочу. Всегда хотела.
– Что ж, ты принесла немало жертв, чтобы добиться своего.
Рина смотрела на вещи иначе. Летние месяцы, проведенные в учебе, работе, тренировках, были для нее вложением в будущее. А наградой ей служил адреналин, возбуждение, которое она ощущала, когда надевала униформу или слышала, как к ней обращаются «офицер Хейл». Сердце у нее стучало от возбуждения, мышцы сжимались сами собой, когда она была окружена огнем. Это был всепоглощающий азарт. Ничто не могло с ним сравниться.
Как и с полной опустошенностью, с изнеможением, наступавшим после боя.
Она никогда не будет такой,
