волосы на висках.
«Вот что может грезиться ей? – размышляет пробудившийся человек, подходя ближе и вглядываясь в лицо спящей женщины. – Мясные лавки или распивочные, где щедро наливают в кредит? Бойкая торговля опиумом в менее убогом притоне, где и кровать не такая покосившаяся, и двор чисто выметен? На большее у неё не хватит фантазии, хоть она обкурись всем своим опиумом, ведь так?»
Он прислушивается к её бормотанию, наклонившись ещё ниже, потом даже поворачивает к себе её голову: «Ни черта не понять!»
Пока он всматривается в её лицо, женщина начинает дрожать во сне – судороги пробегают по её телу, словно молнии, разрезающие грозовое небо. Эти подёргивания странным образом передаются и ему – он вынужден даже отступить на дрожащих ногах к старому креслу возле очага и переждать в нём приступ, крепко вцепившись в потёртые ручки. Наконец демон подражания побеждён, и человек снова подходит к кровати; теперь он хватает за горло китайца и поворачивает его голову к себе. Тот сопротивляется, хрипит и пытается освободиться.
– Что? Что ты там говоришь?
И после паузы:
– Нет, ни черта не понять!
Хмуро вслушиваясь в бессвязное бормотание китайца, он медленно разжимает руки, затем поворачивается к матросу-индийцу и бесцеремонно стаскивает его за ноги с кровати. Свалившись на пол, тот пробуждается, принимается размахивать руками, яростно вращать глазами и даже пытается поразить обидчика воображаемым ножом. Но его нож, похоже, ещё раньше забрала и спрятала под платье хозяйка притона – услышав шум, она тоже вскакивает, пытается утихомирить его буйство, уговаривает и успокаивает его; наконец индиец снова затихает, проваливаясь в сон и оседая на пол, и женщина тоже ложится рядом, бок о бок с ним.
Ни одного слова нельзя было разобрать в случившемся шуме и гаме, поэтому наблюдавший за всем этим человек, мрачно усмехнувшись, повторяет своё «Ни черта не понять!», удовлетворённо кивает и выходит, прихватив шляпу и бросив на стол несколько серебряных монет.4 Придерживаясь за стену, он спускается по разбитой лестнице, желает доброго утра привратнику – тот, осаждаемый крысами, дремлет на ящиках под чёрной лестницей – и удаляется.
Тем же самым вечером массивная квадратная башня собора снова встаёт перед глазами усталого путника.5 Колокола торопят прихожан на вечернюю службу, и он тоже ускоряет шаги, спеша к открытым дверям собора.6 Певчие хора уже надевают через головы свои запятнанные белые одеяния; он тоже торопливо накидывает стихарь и становится во главе процессии, выходящей из ризницы.7 Золоченую решетку двери, отделяющей алтарь от хоров, запирают, певчие выстраиваются по местам, склоняют головы, и вот уже первые звуки песнопения «Если раскается нечестивый» взмывают под своды и балки крыши, пробуждая там громоподобное эхо.
Посетитель притона, Джон Джаспер, потому так пристально вслушивается в бормотание других спящих, что его волнует, не разговаривал ли во сне он сам. Как мы увидим сильно позднее, в 23-й главе, он действительно разговаривал в наркотическом полусне (начало главы и есть запись его видений и бреда) и тем невольно выдал себя.
Путеводитель Бедекера говорит про Рочестерский собор следующее: «Кафедральный собор (хорошая органная музыка и хор) основан епископом Гундульфом в 1077, освящен в 1130 году. Боковые трансепты были добавлены несколько позднее, хоры и крипта были перестроены в 1226 г. Основная квадратная башня датируется 1343 годом. Здание было значительно (хотя и неуспешно) реставрировано в 1830—40 гг. Дверь, ведущая в здание капитула, отличается удивительной красотой. По сторонам её можно видеть аллегорические фигуры Церкви и Синагоги».
Джаспер работает хормейстером в церкви. При этом в Рочестерском соборе такой должности не было, Диккенс её выдумал. Джаспер был профессиональным певцом в церкви, так называемым викарием, с зарплатой примерно 10—12 фунтов в год. На одно посещение притона (пять трубочек по 3,5 шиллинга) он тратил целый фунт, то есть своё месячное жалование.
По церковным правилам когда хористы выходят из ризницы, впереди идут самые маленькие, затем мальчики постарше, затем взрослые певцы, а хормейстер должен замыкать строй. Но Джаспер становится впереди. Этим Диккенс подчёркивает его случайность в церкви, его тягу главенствовать, его антагонизм и бунтарство.
