продолжая глядеть в темноту.
– Спасибо, – чуть громче повторил он с нажимом.
Наконец она отозвалась, все не поворачивая к нему лица:
– Зачем я только вечно тебя слушаю? Неужели тебе легче от того, что Гордиевский выиграл? Почему ты не проголосовал за себя, почему взял с меня обещание отдать свой голос ему?
Егор хотел возразить! Не легче, а справедливее. У Гордиевского природная жилка руководителя, он на этом месте как рыба в пруду, а что, он, Егор? Что он может дать факультету со своим взглядом на мир человека, застрявшего где-то посередине 19—20 веков? Смех, да и только!
– Ты пытаешься переучить Захара, однако ни в чем ему не уступаешь! – перебила его Лара. – Вы оба упрямые ослы, и закончится это все тем, что останетесь втроем: ты, он и ваша сраная гордость!
Под конец Лариного монолога и под затянувшееся молчание Егора автомобиль бесшумно остановился у Лариного подъезда, темного и страшного, с перегоревшей лампочкой, что Егор поежился. Жестяной хлопок автомобильной дверцы, тонкий силуэт в бьющих светом фарах и приглушенные звуки спешно удаляющихся шагов. Он проводил ее взглядом до подъездной двери, пока она за ней не исчезла. Зря Лара обиделась, совершенно напрасно.
Всю дорогу он пытался убедить себя, что поступил верно и что на самом деле он рад. Правда. Он никогда не разглядывал свою жизнь под лупой карьеры! Никогда! Преподавание, научная деятельность, встречи на литературных мероприятиях, его работа в издательстве, собственные рукописи – это его глотки воздуха. И его строго выстроенная жизнь заметно отличалась от Лариной, ее заграничных стажировок и поисков лучшего места под литературным солнцем. Кроме того, Егор был не совсем честен с ней. Он не в силах был рассказать о своих настоящих намерениях, о своих давно данных и тянущихся тенью прошлого обещаниях. Если она захочет правды и потянет его за одну нить, то вытащит целый запутанный клубок, и ему придется нырнуть с головой в воспоминания, рассказать об отце и маме, рассказать об отчиме, рассказать о Захаре. О Захаре… Стоило Егору подумать об этом, как пальцы плотнее сжали руль, а автомобиль рывком бросился вперед, набирая скорость.
Оставшись дома наедине с собой, он не знал, куда деть себя, чем занять, чтобы выбить из головы память о прошедших выборах, довольную ухмылку Гордиевского и обиду Лары. Не помогали ни проверка курсовых, ни чтение чужих рукописей, и хуже всего, что часы спешили к полуночи, а голова все больше заполнялась туманом. Егор закрыл файл и отложил ноутбук. Немного погодя он снова придвинул его ближе. В приступе уже знакомого помешательства он открыл другой – секретный – файл и пробежал глазами по последним напечатанным предложениям своего бесконечного романа. «Господи, это просто ужасно!» – разозлился он. Ужасно, ужасно! Все эти слова, жалкое подобие связанных между собой букв! Насмешка! «Нет, не годится», – и одним нажатием на кнопку
