икрепляли острожников.
В какой-то момент Егорка почувствовал себя неуютно под тяжеловатым взглядом Федора Юрьевича.
– Углядел?
– А то как же! – почти обиделся Егор. – Поначалу он вместе со всеми в обозе ехал, а когда санный поезд с горы стал спускаться, так он в город отправился.
– К послу Кинэну? – предположил Ромодановский, взирая на исправника с прежней неучтивостью.
– К нему, Федор Юрьевич, – подхватил охотно Егор. – Как выехал в Троицкий переулок, так сначала осмотрелся, не наблюдает ли кто за ним, а потом в дом вошел.
– Вот оно как! И сколько же он там пробыл?
– Думаю, что с полчаса, – отвечал Егорка, призадумавшись. – Когда в горнице оказался, достал из-под кафтана грамоту и послу отдал. О чем-то переговорил и скоренько вышел. Федор Юрьевич, милосерден ты! Надо бы на дыбу этого шведа, покудова он смуту в Москве не посеял!
– Матвей! – позвал князь Ромодановский.
– Я здесь, князь! – предстал перед Федором Юрьевичем палач.
– Сказано же было, что холодно в палатах! Дровишек надобно подбросить, – кивнул он в сторону остывающей печи, – а то у меня аж иней на ушах.
Заплечных дел мастер чуть подался вперед, как если бы и вправду хотел рассмотреть заснеженные уши князя Ромодановского.
– Это я мигом, Федор Юрьевич, – распахнул дверцу Матвей. – Уголечков-то полным-полно, бросить дровишек, так они сами распалятся!
Подле печи аккуратной стопкой была сложена невысокая поленница. Здесь же, в самом углу, стояла кочерга. Подхватив ее, Матвей усердно пошуровал в печи, распаляя огонь, а когда в комнату дохнуло жаром, взял березовые дрова и швырнул в распахнутый зев печи, не без удовольствия наблюдая за тем, как занимается огнем ссохшаяся кора.
– Сейчас теплынь грянет, Федор Юрьевич, хоть порты снимай! Хе-хе-хе!
– Поговори мне! – пригрозил пальцем судья Преображенского приказа. – Ладно, поди прочь, не до тебя.
Отерев о полы рубахи испачканные ладони, палач ушел так же незаметно, как и появился. Несмотря на свой немалый рост, Матвей умел быть неприметным. И только во время прилюдной казни, подпитываясь тысячами взоров зрителей, обращенных на помост, позволял себе становиться главным действующим лицом.
Дверь неслышно закрылась. На двор густыми хлопьями падал снег, а солдаты, одетые в овчинные тулупы, несли службу у парадного крыльца, то и дело стряхивая с мохнатых воротников налипший снежок. Дрова потрескивали, наполняя комнату теплом.
– На дыбу, говоришь, – мрачнея, произнес Ромодановский. – Только как же его брать, ежели он посол! А потом, если мы с бароном Кинэном лихо учиним, так они нашего Романа Артемьевича Воронцова в темнице сгноят. Тут думать надо, – протянул невесело князь Ромодановский. – Ты вот что, Егор, глаз с него не спускай! Докладывай обо всем, что в доме творится.
– Сделаю, Федор Юрьевич, – охотно отозвался исправник, заглядывая стольнику в лицо.
– Кто приходит, кто выходит, как долго они у него сиживают. Девка у тебя есть? – неожиданно спросил Ромодановский.
– Машенька у меня нареченная, – зарделся Егор.
– Кто такая?
– С Лушков. Я ее сызмальства знаю.
– Дело хорошее, – вновь отчего-то насупился Федор Юрьевич. – А только для дела тебе не мешало бы со служанкой барона поближе сойтись. Видал я ее, знатная девка. Бедра – во! – растопырил он руки. – Девки падки на подарки. Купишь ей пряников, – сунув руку в карман, Ромодановский извлек горсть серебра. – Возьми… Ситца девке подберешь с цветами, да такого, чтобы понравился. На праздник! Они это ценят.
– Исполню, Федор Юрьевич, – с готовностью сгреб серебряные монеты Егор.
– Будешь расторопным, в дознаватели переведу, а еще шубу с моего плеча получишь. Она тебе великовата малость, но зато новая… Скорнякам скажешь, перешьют!
– Спасибо, благодетель, – расчувствовался Егорка.
– А теперь проваливай давай, письмо государю отписать надобно, пусть последят за лиходеем.
Пятница. День приемов. Через минуту должен подойти военный министр барон Клаузе с докладом об общем состоянии дел в Европе. Кроме того, от него можно получить немало новой информации о русском царе. Король Август не любил пятницу и часто перепоручал прием начальнику канцелярии, но в этот раз он решил послушать доклад.
Раздался сдержанный стук в дверь. Министр заявлялся в кабинет секунда в секунду.
– Что там известно про русского царя? – спросил король после того, как барон Клаузе разложил на столе свои бумаги.
– По
