относясь к Ильфу и Петрову или, во всяком случае, к Ильфу, очень уважительно, не менее болезненно относился к стремлению некоторых авторов выискать блох в текстах «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка». Кроме того, математику и лингвисту-полиглоту Вентцелю доверял безоговорочно – и потому не раздумывая приобрёл книгу. И не раз уже прочтя её от корки до корки, каждый раз приятно удивлялся органичному сочетанию въедливой методичности аналитика и искренней любви филолога к исследуемому тексту, которого Александру Дмитриевичу, сыну известной русской писательницы И. Грековой – Елены Сергеевны Вентцель, – удалось добиться в этом воистину научном и поистине литературном труде. Не говоря уже об исторической его ценности.
Северный прилёг на софу и раскрыл книгу на случайной странице:
«Стр. 326: «Я старый профессор, бежавший из московской Чека». Для меня было неожиданностью, когда я прочёл в издании 1934 года: «Я старый профессор, бежавший из полуподвалов московской Чека». Как замечательно! Вывернутый и сниженный антисоветский стереотип: «подвалы Чека» (и как это тогдашняя цензура допускала упоминание, хотя бы и высмеивающее, антисоветских стереотипов!). Но в последующие десятилетия цензура сделала своё дело: удалила соблазн и немного, в меру своих сил, ухудшила литературное качество текста».
Всеволод Алексеевич вздохнул. Ох, как давно он алкал неподцензурного издания «Золотого телёнка», выпущенного издательством имени Чехова, или хотя бы этого, упомянутого у Вентцеля, выпущенного в 1934 году. В общем, такого издания, где был первоначальный текст Ильфа и Петрова: «Вот наделали делов эти бандиты Маркс и Энгельс!» — в том пассаже, что после «соавторства» цензуры ещё советской даже сейчас, в издании, например, 2004 года в возрождённой серии «Библиотека всемирной литературы», выглядит так: «Слышали новость? Меня вычистили по второй категории». И некоторые знакомые сочувственно отвечали: «Вот наделали делов эти Маркс и Энгельс!» А некоторые ничего не отвечали, косили на Побирухина огненным глазом и проносились мимо, тряся портфелями». Почему бы нынешним редакторам не озаботиться переизданием оригинального текста? И почему американского гражданина, математика Вентцеля, живущего в Новом Орлеане, сохранность и неприкосновенность авторского слова тревожит больше, чем нынешних русских издателей, граждан РФ, живущих в Москве? Переквалифицироваться, что ли, на старости лет в редакторы? Так вроде и судебно-медицинский эксперт из Северного вышел отличный!
– Не надо оваций![2]
Вместо оваций раздался звонок. Северный встал и нажал кнопку домофона.
– Дарий, ты помнишь, что должен стоять изваянием в углу, пока твой папа будет морочить мне голову?
– Да, дядя Сева!!! Клянусь!!! – заорал ретивый мальчишеский голосок.
– Ещё один, не знающий «не клянись!», ещё одно поколение клятых, – проворчал Северный, но его уже никто
Реплика Остапа Бендера, завершающая роман «Золотой телёнок»:
–
