идти? Снова на улицу, голодать и скитаться? Зачем же тогда он тратит столько сил и времени на учебу? Грести навоз можно и без знания древней истории.
Мысли эти тревожили его. Но еще больше тревожило другое. Немало повидавший грязи, выросший в презрении парень никак не мог убедить себя, что Николай Иванович искренне доверяет ему. Чем чаще Ковалев повторял, что Нед ничем не хуже окружающих его людей, тем сильнее казалось Сэвиджу, что учитель врет, что он, как и прочие, считает его вором и презирает в душе.
Все чаще Нед думал о том, что бесполезно пытаться изменить жизнь, что, как бы он ни старался, судьба его быть бродягой, изгоем.
Не в силах справиться с отчаяньем, Сэвидж стал грубить, отказывался от работы и порой кулаками отвечал на безобидные замечания товарищей. Конфликт все разрастался и Ковалев, наконец, был вынужден попросить Сэвиджа быть посдержаннее или оставить коммуну. Нед выбрал второе…
О том, что было дальше, вспоминать больно и страшно. Отчаянье и гнев – плохие советчики. Путь, подсказанный ими, вел в пропасть.
Мстя самому себе, Сэвидж стал жить по принципу «Чем хуже, тем лучше», старательно доказывая окружающим, что они не ошибаются, считая его подонком. Прежде не терпевший грязи и неряшества, он опустился, перестал следить за собой, пристрастился к водке, добывая деньги на выпивку весьма сомнительными путями. Немытый, нечёсаный, в заскорузлых, насквозь пропитанных грязью лохмотьях, с мутным от водки взглядом, Сэвидж выглядел пугалом, но его это мало волновало. Он почти потерял контроль над собой, дойдя до состояния скотского и непристойного, подчиняясь единственному желанию: пить, пить до беспамятства, до одури, чтобы не знать, не помнить о том, что он – человек, забыть, о чём мечтал, читая книги, что вообще мечтал о чём-то… Забыть, что есть мир за пределами кривых горбатых переулков, грязных задворок, воняющих перегаром и табачным дымом притонов, где в почерневших от копоти стенах копошится человеческое отребье… Лишь порой, в минуты просветления, его охватывал ужас. Кем он стал, что сделал со своей жизнью? Спасаясь от этих мыслей, он вновь и вновь прибегал к испытанному средству – выпивке…
В портовых кабаках за ним закрепилась слава отчаянного драчуна и задиры. О драках с его участием ходили легенды. Словно в поисках гибели, Нед бросался в схватку, очертя голову, не глядя ни на число противников, ни на их физическую силу. Казалось, что умереть для него не так страшно, как жить. Но смерть почему-то обходила его стороной…
Как-то к Сэвиджу за стол подсел человек, костюм которого и вся манера держаться свидетельствовали о принадлежности к людям обеспеченным. Господин этот рядом с грязным оборванцем выглядел весьма странно, но, похоже, его это не заботило.
– Добрый день, Нед,
– Откуда вы знаете мое имя?
– Узнал у трактирщика. Ты –
