я.
– И я, и я! – загремело по классу.
Это был бунт на корабле.
– Та-а-ак, разберемся! – пообещал директор и исчез.
Мальчишки вопили, подкидывали к потолку чертиков из жеванной бумаги и швырялись меловыми тряпками.
Дверь распахнулась от удара – такого сильного, что бронзовая ручка выбила из стены кусок штукатурки. На пороге появился окружной прокурор – мрачный и страшный, как инквизитор. За его спиной суетился директор. Бунт рассыпался в прах.
Отец отыскал взглядом Клима:
– Подойди.
Лицо его было бледно и спокойно. Клим молча приблизился, стараясь глядеть дерзко. Отец ударил его наотмашь по лицу.
– Домой! Немедленно!
Повернулся и вышел. Клим, зажимая разбитую ноздрю, поплелся за ним, чего потом долго не мог простить себе. Потрясенный класс глядел им вслед.
Клим давно задумывался о побеге.
– На каторгу пойдешь! – кричал отец во время ежедневных припадков. – Стой столбом, болван, когда с тобой разговаривают!
Вот это было невыносимее всего: он считал себя вправе ударить – и словом, и кулаком, – потому что смотрел на сына как на вещь, как на собственность. На службе отец был строг, но справедлив – по крайней мере, считал себя справедливым; с прислугой был отстраненно-вежлив, а Клим не получал и этого.
Иногда он пытался защищаться.
– Ну что ж, снимем тебя с довольствия, – бросал, не глядя, отец. Это означало, что не будет не только карманных денег, но и ужина.
Кухарка выдавала Климу хлеб и воду – как заключенному. Амнистия объявлялась только после прошения о помиловании.
Клим ненавидел отца затравленной бессильной ненавистью. Надо бежать, но куда? как? В городе нельзя оставаться – вернут: папеньку каждый квартальный надзиратель знает. В Москву, к маминой сестре? Там в первую очередь будут искать. Денег – пятнадцать рублей, добытых через преферанс. Сказал бы кто отцу, что Клим в карты играет…
Преферанс, может, и прокормит. Но одно дело – играть для развлечения, а другое – жить картами, куда-то ехать, где-то снимать угол.
Горничная тихонько постучалась в комнату Клима.
– Папенька зовет. Сердитый – спасу нет!
В кабинете – сборники законов до потолка: кожаные переплеты, тусклое золото. В углу старинные алебарды, на стене – рапиры и эспадроны, трогать которые запрещено. У стола – высокий темный человек в форменном мундире, застегнутом на все пуговицы.
– До конца учебного года никаких гулянок, никакого театра, никаких приятелей. Теннисную ракетку – в печь.
– Я не…
– В печь, я сказал!
Отец вытащил из шкафа здоровую, как надгробие, книгу.
– А чтобы тебе, сын мой, было чем заняться, вот Уголовное уложение с комментариями. Выучи – чтобы от зубов отскакивало. Ослушаешься – отправлю в солдаты. Иди.
Клим вернулся
