Так что теперь он на свободе и, мало того, уже совершил преступление.
– Опять разбой? – спросил Сонин, переварив услышанное.
Майор покачал головой:
– Нет. Но это не меняет сути дела. В общем, слушай, только что пришла женщина и сделала заявление на Гоцелаву.
– Изнасилование?
– Что, – продолжил майор, не обращая внимания на вопрос капитана Сонина, – вышеназванный гражданин пытался ее задушить.
– Даже так, – вставил Сонин.
– Да. И у нее на шее остались кровоподтеки от его пальцев.
– Что, что, а отпечатки он обязательно оставит. Ты же знаешь его силу. Его и впятером не заломать, – сказал Сонин, припоминая, каким хорошим боксером был Гоцелава. Но, как часто случается со спортсменами, избрал другую дорогу в жизни, найдя применение кулакам не для состязаний, а для выколачивания денег. А дальше пошло. Один срок, потом второй. Последний раз он должен был сесть надолго, но, видно, деньги сыграли не последнюю роль в судьбе авторитетного преступника.
– Это еще не все, – сказал майор, готовя очередной сюрприз и ожидая реакции Сонина.
Но Сонин не стал лезть с расспросами, посчитав, что майор сам все расскажет. И Редькин продолжил:
– Он взял в заложницы женщину, с которой сожительствовал, и грозится придушить ее, если не дадут денег.
Капитан удивленно посмотрел на Агронома.
– А кто должен платить? Уж не я ли из своей зарплаты?
Не обратив внимания на иронию капитана, необидчивый майор продолжал:
– Деньги он требует с женщины, у которой жил. Она сейчас сидит у меня в кабинете, – сообщил Агроном.
– А она что, миллионерша?
– Торгует на рынке. Впрочем, может, и миллионерша. Я не знаю, да сейчас речь не об этом. Я вот подумал. У тебя ведь три трупа. И все задушенные – женщины. Смекаешь?
Сонин смекнул и сказал, не давая майору продолжить:
– Мысль твою я понял. Но это не тот случай. Даю гарантию. Тех трех нашли в лесу. От города почти километров за тридцать, если не больше. А Гоцелава не водит машину. Улавливаешь? У него дрожат руки. Последствия бокса, вина и наркотиков. Уверен, что он и сейчас требует деньги только для наркоты.
– Да они там, видать, все колются. И у заявительницы на руке я заметил следы от иглы.
– Очень даже может быть. Ей сколько лет? – спросил Сонин, никак из всего этого разговора не уловив для себя главного – зачем пришел Редькин? Только не для того, чтобы убедить Сонина, что Гоцелава сделал ему пару трупов, хотя все может быть.
– Ей – сорок три года.
– А дочке? – спросил Сонин.
Редькин от удивления вскинул брови. Сонин даже поморщился, такая привычка была у генерала Фенина, и кое-кто из приближенных старательно копировал его.
– Откуда ты узнал, что заложница – ее дочь? Я, кажется, тебе этого не говорил.
– Просто догадался. Интуиция. Так сколько дочуре годков?
– Мамаша говорит – двадцать, – ответил Редькин.
