один.
– Ша, завалили жральники, дохлятина! Сегодня с вечера вы, уроды, подрываетесь на сортировку. Как заходит солнце – жратва. Мля, все поняли, дохлятина? Кто снычится – хана, уроем, в натуре. Все, жрать, твари.
Толпа качнулась, двинула к воротам.
– Зомбак, канай сюда.
– Доброго дня, законник Боров.
– Не кашлять. Есть что?
– Журналы там остались, а принес – вот.
Заглянув в пачку сигарет, Боров расплылся в улыбке:
– Путем, не зря за тебя с братвой тер.
– Это только целые, хорошие.
– Зомбачок, чудило, все собирать надо.
– Да мы и собирали, нести не решился – вдруг западло.
– Мля, чтобы вечером все принес, понял? Тут уши без курева пухнут, а он понтовые выбирает. Западло только чинарики, вкурил?
– Понятно, законник Боров. Вечером принесу с журналами. А как у нас с вечера все будет?
– После жратвы загоняют стадо в тот барак – там сейчас последний день дохляки доматывают. Там нары, будешь с Полудурком по ночам дрыхнуть. С восьми до восьми сортировка, жрать утром и после работы вечером, обед ты видел. Срать в сортир за ангаром, не вздумай на улице – прибьют. В бараке спи в шмотье, а то попрут сразу, если кто лезет – в рыло. Если что – там в выгородке кореша дежурные кантуются, я скажу, можешь по делу подойти. Сортировка десять дней, мля, хреново будет, если ты не вывезешь и завалишься.
– Во время работы попить, в сортир?
– Что с собой или найдешь – пей. Сортир – только поссать, и то если норму делаешь. Все, харэ базарить, канаем к Черпу, хавчика нагрузит.
– Благодарю, законник.
Поев и подремав, мы сидим у шалаша. Все собранное я спрятал в строительной куче и тщательно замаскировал. Сейчас проверяю нашу готовность. Одежда – норма, длинные рукава, свободные штаны (строительные на Солдате). Перчатки – матерчатые, резиновые, пара резиновых в карман про запас. Крем – три недодавленных тюбика. Шишки Солдата смазаны противовоспалительной мазью (разобрал латынь с английским), мазь в кармане. Ведерки с ложками – вот. Пакет Черпу и пакет Борову. Кажется, все. Даже ногти подстрижены, целый час бился, ножницы подгибать все время приходилось, зато Солдат до сих пор удивляется. Солнце заходит.
– Что, братишка, пойдем?
– Пои, Сеант.
Четыре тусклых лампы, длиннющие, застеленные грязным замасленным картоном двухэтажные нары. Две каменные печки (понятно, по холодам топятся). Пиная попадающихся под ноги, Боров сосредоточенно шагает к противоположному закрытому входу. Солдат и я поспеваем следом. У закрытых ворот расположилась группа мужиков, заметно выделяющаяся на общем фоне. Жилистые, можно сказать, крепкие, держащиеся вместе, пригнанная, не самая грязная одежда. Да они еще и подстрижены, несколько человек вообще выбриты, у других – аккуратные шкиперские бородки.
– Кэп,
