открывается знаменитая поэма. Выражение гавэль гавалйм «суета сует» стало крылатым и определяет одну из главных мыслей произведения (этот рефрен повторяется в поэме около двадцати раз). Однако слово гавэль, традиционно переводимое как «суета», или «тщета», не имеет точного соответствия в русском языке. Его можно перевести и как «дуновение», «дыхание», «пар, вылетающий изо рта»... Это слово как нельзя лучше подчеркивает бренность, хрупкость, изменчивость всего существующего: все есть гавэль» (там же).
Экклезиаст обнаружил «гавэльность» человеческой жизни по существу во всех главных ее проявлениях.
Труд: «Что пользы человеку от всех его трудов, над чем он трудится под солнцем?» (Эккл. 1:2).
Цикличность жизни, отсутствие новизны: «Род уходит и род приходит, а Земля остается навек. Восходит солнце, и заходит солнце, и на место свое поспешает, чтобы там опять взойти. Бежит на юг и кружит на север, кружит, кружит на бегу своем ветер. И на круги свои возвращается ветер. Бегут все реки в море, а море не переполнится. К месту, куда реки бегут, туда они продолжают бежать. Все – одна маята, и никто рассказать не умеет. Глядят, не пресытятся очи, слушают, не переполнятся уши. Что было, то и будет, и что творилось, то творится. И нет ничего нового под солнцем» (Эккл. 1:4–9).
Познание, мудрость: «Я узнал, что и это – пустое томленье, ибо от многой мудрости много скорби. И умножающий знанье умножает печаль» (Эккл. 1:17–18).
Богатство: «Я устроил себе цветники и сады, насадил в них дерев плодовых. Я устроил себе пруды – орошать из них рощи, растящие деревья. Приобрел я рабов и наложниц, и были у меня домочадцы. А коров и овец приобрел я больше, чем все до меня в Иерусалиме. Серебра и золота я тоже собрал и сокровищ от царей и сатрапий. Завел я певцов, и певиц, и наслажденье людей – плясунов и плясуний. И стал велик я более всех, кто был до меня в Иерусалиме (а мудрость осталась со мною). Ни в чем, что очи мои просили, я не отказывал им. Ни от какой я радости не удерживал сердце, ибо ликовало мое сердце из-за моих трудов. Ведь была мне вся эта доля из-за моих трудов! Но оглянулся я на дела, что сделали мои руки, и на труды, над чем я трудился, и вот, все – тщета и ловля ветра. И нет в том пользы под солнцем!» (Эккл. 2:5–11).
Пытался Соломон найти если уж не смысл жизни, то хотя бы успокоение еще и в телесных наслаждениях, славе, в защите справедливости, борьбе со злом, и что же? Все – суета и томление духа, потому что всех ждет одна участь – смерть: «Одна участь праведному и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы... Это-то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их, в жизни их; а после того они отходят к умершим» (Эккл. 9:2–3).
Вера в рай – вот выход, который нашли христиане в борьбе со смертью. Но, начиная с эпохи Возрождения, эта вера стала все больше и больше развеиваться1. Вопрос о смысле жизни все чаще и чаще стал
