Он опустился в кресло и строго глянул на подскочившего халдея. – Вчера мне зернистую принесли, а я к паюсной привык. Опять не перепутай смотри…
Мэтр слегка побледнел и исчез.
Привычка – вторая натура, а своим привычкам Пётр Фёдорович не изменял. Первым делом подали маслины, до которых – слаб человек! – он был великий охотник. Пристяжь[21] в общем зале уминала хека по-польски и заглядывалась на девок у стойки:
– Лёнчик, гля… во бы этой заразе…
«Повара кастрировать. На перце, гад, экономит…» Француз как раз дегустировал харчо, когда дверь кабинета совершенно неожиданно отворилась. На пороге стояла дама – очень элегантная и изящная, лет сорока пяти, в очках… белый верх, тёмный низ, кружевная крахмальная грудка… Было бы в ней что-то от учительницы из провинциальной гимназии… если бы не глаза. О, подобное выражение глаз Петру Фёдоровичу часто доводилось встречать. У оперов, следователей и прокуроров, не берущих на лапу. Так смотрит хищник на жертву. Твёрдо, немигающе… мысленно облизываясь… Откуда её принесло?
«Да как… как она, сука, мимо пристяжи?..» Пётр Фёдорович некоторое время держал ложку у рта, потом положил. Обрёл внутреннее равновесие и промокнул губы салфеткой.
– Чему обязан, мадам?..
Он, конечно, узнал Марину Викторовну Пиновскую, которой был обязан одной из своих «ходок».
– Не угостите ли даму кофе?..
Пиновская улыбалась. Сорокину её улыбка совсем не понравилась, и он невежливо оскалился:
– Это всё, чего дама желает? А как насчёт раком?..
– Ну-у, какие мы нетерпеливые… – Марина Викторовна придвинула кресло и без спросу расположилась напротив. – Сделать вам массаж я, вообще-то, успею. Такой, что и вазелин не понадобится. Только, говоря откровенно, меня это не возбуждает. Поговорим лучше о Скунсе…
– Чего-чего?.. – Сорокин немедленно ушёл «в несознанку» (благо практика имелась обширная), но при этом почувствовал, что съеденное ему впрок не пойдёт. Даже хуже того – очень скоро покинет подорванный тюрьмами организм. – Вы, милочка, куда обратились-то? В зоопарк?..
– Да ладно вам, Пётр Фёдорович. – Пиновская прищурила глаза и стала похожей на хищную и беспощадную ласку. – Всё вы прекрасно поняли, мой дорогой. Приятно, конечно, что вы так радеете за российскую экологию… В отличие от некоторых засранцев… бывшего директора-распорядителя «Балт-Прогресса» Петрухина[22], например… упокой, Господи, его многогрешную душу…
– Вам кофе в постель? – несгибаемо, точно коммунист на допросе, улыбнулся Сорокин. Ему, впрочем, самому показалось, что улыбка вышла вымученной и жалкой. Годы, годы…
– Боюсь, не донесёте. – Посетительница поднялась, и он снова увидел, какая осиная у неё талия. – Расплескаете…
«Ах ты…» Француз уставился ей вслед, а Пиновская тем временем разминулась в дверях кабинета с его давнишним другом Павлом Семёновичем Лютым. Законником по прозвищу Зверь.
– Ка-а-кие
Окружение авторитетного вора
См. роман «Те же и Скунс», гл. «Профессиональная смерть».
