мистическому опыту. Собственно, эстетический опыт в его сознании приобретает черты религиозного. Сам механизм мифотворчества, с точки зрения В. Распутина, имеет своим главным истоком то глубокое духовно-эстетическое воздействие, которое оказывает природа на человека. Именно этим объясняется обожествление Байкала всеми издавна населявшими его берега культурами: «Байкал разрисован легендами, как лед его – кружевной изморозью, а вода зыбью. При встрече с ним сама собой начинала звучать песня – и складывались слова, извлеченные из таинственных глубин происхождения и поведения "славного моря", под шум ветра, под плеск и взгляд округ они нанизывались и нанизывались, пока не слагались, как новый приток, в пронзительный выдох»[147].
Вселенная В. Распутина предстает абсолютно «прозрачной», в идеале полностью открытой человеку. Небо непосредственно открывает субъекту речи наличие вечности, как для представителя архаической культуры – наличие всевышнего бога. В образах отдельных природных объектов периодически проявляются рудименты архаического культа великой богини-матери, которая правит всеми природными процессами и олицетворяет женское начало мира (Белуха, Катунь). В большей степени архетип материнства свойственен образам рек (Катунь, Ангара, Лена и т. д.) и озер (Байкал, Телецкое озеро). Вода в картине мира В. Распутина – космогонический символ, животворящая и регенерирующая сила, первовещество, лоно всякого возможного существования[148].
Публицистической спецификой очерков можно объяснить тот факт, что в них ни разу не возникают аллюзии архаического культа дерева, а также культа духов природных объектов. Даже в своем обращении к этнографическим материалам писатель не рассматривает представлений аборигенов о дереве как о важном средстве организации пространства и не уделяет внимания Владыке острова Ольхон, центральному персонажу в мифологии Приольхонья, хотя эта символика присутствует в уже написанном к этому времени «Прощании с Матерой». В свою очередь, в повестях и рассказах В. Распутина нет образов гор и озер, представленных в очерках. Это позволяет говорить о том, что в публицистической прозе писатель расширяет и достраивает свою космологию; очерки открывают новые аспекты авторской картины мира.
Следующая архаическая черта мироощущения В. Распутина – это преодоление всех антиномий в системе онтологических представлений. Космос в очерках непротиворечив; писатель не находит противоречий в природе, априорно представляющейся ему идеальной. В свою очередь, природа сама входит в такую архаическую пару противоположностей, как «сакральное и профанное». Под «профанным» при этом следует понимать современный мир людей. Однако, в отличие от человека архаической культуры, В. Распутин воспринимает «мирское» не как иллюзорное, а как реально осуществляющее экспансию в мир истинных значений. Данная диада лежит в основе всех бинарных оппозиций В. Распутина-публициста и может быть истолкована как архетипическая
Распутин В. Байкал // Распутин В. Сибирь, Сибирь… С. 95.
В свете этих представлений воспринимаются книги шведского мыслителя и деятеля экологического движения Р. Эдберга «Письма Колумбу», «Дух долины», «Трудный путь к воскрешению», содержащие размышления о воде как основе жизни на Земле. См.: Распутин В. Миллионолетия Рольфа Эдберга…
